— Ты что, Умник, это ж так весело! — Ответила левая, но хоть слова оптимистичными были, энтузиазма в тоне, каким сказаны, не чувствовалось. — Вот как из трёх глоток огнём жахнем, аки напалмом, так гишпанцы копья побросают да дёру дадут. Хотя мне тоже, признаю, неинтересно тут завместо флюгера отираться. Другим бы чем заняться.
— Верно говоришь, Озорник, доблести в том нет никакой, лучше книжку почитать, — грустно глянула на левую голову правая.
— Кто о чём, а вшивый о бане, — вступила в разговор средняя голова змея. — Вы бы о ребёнке думали, совсем от лап отбился. Воспитывать нужно тщательнее.
— Да чтобы его повоспитывать, в очередь надобно встать, и то не факт, что от дядьки Кощея да папеньки Дворцового отвязаться получится. Ты что, Старшой, позабыл, как намедни от них малого отстаивали, чтобы он с ребятнёй один поиграл?
— А толку — то? — возразил Умнику Озорник. — Тятенька да Кощей всё равно следом увязались. Пока змеёныш в лапту играл, в кустах прятались, да не учли они, что из кустов — то маскировка дюже слабая получилась.
И Горыныч расплылся в улыбке всеми тремя пастями, вспоминая, как Кощея откачивали, когда в него тряпичный мяч попал. Дворцовый — он ростом мал, и специально в такого захочешь попасть, вряд ли получится, а вот бессмертному дядьке в аккурат промеж глаз мячик — то и прилетел. Неделю уж с фонарями знатными щеголял, и примочки не помогли. Для порядку, конечно, Горыныч — старший надавал озорнику подзатыльников — в воспитательных целях. Хоть клялся — божился малолетний хулиган, что случайно всё вышло, и Старшой, и Озорник с Умником знали: случай тут не причём. Меньшой надоед — воспитателей заприметил, и мяч запустил прицельно.
Мысли о змеёныше отвлекли Горыныча, но ненадолго. Солнце припекало, крыша хрустального дворца сверкала, а посольство иноземное всё не показывалось. Лес тёмной лентой вдоль горизонта вился, травы яркой зеленью радовали, синее небо прозрачно, ни облачка, а змей помрачнел, словно туча грозовая. Если нет в сердце радости, то и красота окружающая не видна, если душа не поёт, то и пенье птичье развесёлое уши не слышат.
— Вот что я думаю — пока посольство окружным путём до замка доберётся, времени много пройдёт. Размяться бы не мешало, — предложила средняя голова Горыныча.
— Дело говоришь, Старшой, уж лапы онемели от долгого сидения, — согласился Озорник. — А куда полетим?
— Да никуда, — Умник кивнул в сторону леса. — Вон уж царь Вавила с отрядом показался.
На опушку выехало испанское посольство, уже изрядно впечатлённое избой Бури Яги. Выход из Пекельного царства, накрытый прочной крышкой тоже произвёл неизгладимое впечатление, и царь Вавила уже приготовился наблюдать, как перепугаются гости, когда змей Горыныч взлетит с крыши да огнём поливать начнёт. После трудностей похода по лесу буреломному, гости расслабились, увидев хрустальное чудо архитектурной мысли, и тут — на тебе: змей, да не простой, а трёхголовый!
«Вот крылья Горыныч сейчас размахнёт, да даст жару в самом прямом смысле — из трёх глоток огненными струями полоснёт. Гишпанцы в лице поменяются, а скорее всего, и штаны у них со страху мокрыми сделаются — такого испуга в жизни, небось, не испытывали! Побросают копья и мечи, побегут прочь с криками. А куда бежать? Только в лес, а там медведей полно!» Вавила, конечно, понимал, что хоть и испытывает некоторое удовольствие от развлечения, да всё равно не перестаёт оно быть сомнительным. Но, если с другой стороны посмотреть, так и вовсе нечем больше развлечься. Кощей себя тише воды, ниже травы ведёт, за змеёнышем нянькой ходит. Войн тоже давно не было, даже хызрыры разбойных вылазок много лет не учиняли. Да и как грабить Лукоморье, если царицей здесь княжна их, Кызыма? Вавила раньше супостатов хызрырских в плен брал, потом выпускал, а Кызыма — она характером крута, не скажешь, что баба. Родичи её степные о крутизне царицы не понаслышке знали, у многих спина до сих пор её ручку женскую помнила. Попробуй, учини тут грабёж?!
Подумав о жене, царь — батюшка разулыбался, на сердце тепло стало. Так и не научился он понимать, чего супруга на хызрырском лопочет. «Целый день птичка моя узкоглазая щебечет, гыркает по — своему, сердится, требует чего — то, а мне что остаётся? Только головой кивать, да плечами пожимать, а всё равно живём в мире и согласии. Вот и боги порадовали, ребёнка подарили, скоро уж на свет должен народиться наследник лукоморский. Вот и сегодня к волхву ходил, вопрошал кого жена родит, так снова заступники лукоморские на мои просьбы откликнулись. По гаданию вышло, что сын родится». Но, подумав об утреннем гадании, Вавила заволновался, пятерню в русую бороду запустил. «А ну как опять волхв напутал с определением пола? А вдруг снова вместо долгожданного наследника девка народится? А, ежели, того пуще, не одна, а три сразу — как в прошлый раз?» — подумал он.