Елена Прекрасная такое порой выдумывала, что муж за голову хватался, отец за сердце, а всё Городище со смеху падало, за животы держась.
— Да разве ж я могу отказать в чём жене любимой? Она ж визжать будет, не заткнёшь, не переслушаешь! — Воскликнул воевода, стараясь перекричать визг. — Еленушка, я ж разве против? Вот когда ты захотела фонтанарий во дворе устроить, тут же организовал диковину. Хотя и сам, и дружинники мои во двор с опаской выходить стали.
— А пошто с опаской — то? — удивился Вавила.
Тут фонтанарий зарычал, забулькал и выпустил струю белого цвета, высотой до самой крыши воеводиного дома.
— Прячься! — рыкнул Потап. В один миг он взбежал на крыльцо, сгрёб визжащую супругу и скрылся в сенях. А Вавила так и остался стоять, только и успел, что зажмуриться. Белая струя опала, забрызгав и двор, и царя. Царь — батюшка принюхался, густые комки с лица соскоблил, меж пальцами растёр, потом попробовал.
— Простокваша, — вздохнул он.
Тут хозяин из дома вышел.
— Дороха! А ну скажи, шельмец, зачем фонтанарию включил?! — зарычал воевода, вертя головой. — Где ты, супостат малолетний?..
— Так ведь полдень ужо, — с крыши показалась голова недавнего дружинника. — Ваша хозяйка распорядилась, для услаждения взора во время чаепитиев включать!
— Ты уж не серчай, царь, у нас таки казусы что ни день, то приключаются, — Потап стряхнул с царя простоквашные хлопья. — Неизвестно, когда эта фонтанария водой окатит, да и не факт твёрдый, что водой: у Еленушки в привычку вошло молоком умываться. Сам знаешь, что на свадьбу получила она в подарок табун кобылиц, от Ахмедки, посла хызрырского, штоб ему пусто в своих степях было!
— Да уж… — только и смог вымолвить Вавила, продирая залепленные прокисшим молоком глаза.
— Вот я ж тому Ахмедке уж бока б намял! — продолжал изводиться воевода, — да не по совести оно будет, не по чести: ведь посол от всей души дарил, не знал, во что выльется молоко кобылье.
— Ну да, — согласился с зятем царь, — кто ж знал, что в фонтанарий выльется?
— И за то, что Елене рецепт косметической молочной ванны сказали, тоже к ответу призвать некого, оттого, что в разговоре с сёстрами она почерпнула это знание. Изводит всех, но регулярно в молоке лежит, аки селёдка вымачивается.
— Вот беда… А молоко летом киснет быстро, да в трубах застаивается поди?
— Правду молвишь, Вавила. Такие ароматы порой из фонтанария идут, что с ног сшибают! Бывало, надобно послать кого к жене с сообщением, так бравые ребята из дружины, богатыри, все как на подбор, жребий бросали, а иначе охотников не находилось, даже по приказу.
— Да? А я когда к терему твоему подошёл, то уж ты не серчай Потап, всю твою дружину, на заборе висящую, наблюдал. В полном составе, и, между прочим, совсем их не засмущало, что простоквашей тут гостей поливать принято.
— Так энто… того… они дизайн рассматривали, — объяснил воевода.
— Так показал бы и мне его, раз уж всё Лукоморье налюбовалось. А то смотрю, смотрю, а не вижу, где диковина заморская шастает? Говорят, из земель Грецких зверь этот привезённый для обитания в саду? Правда ли, у нас такого нет в Лукоморье?
— Ну… — воевода отчего — то смутился, — эта… У нас в Лукоморье он, конечно, намного больше.
— Да? Так покажи. Вот уж не знал, что в моём царстве — государстве такая диковина имеется. Сейчас оно как раз вовремя.
— Да неудобно, царь — батюшка.
— Приказываю! Покажи мне дизайна, ежели грецкого изловить не можешь, то хоть с нашенским познакомь! А то живу сколько в Городище, и не подозревал, что у нас такое добро водится.
— Да куда ж без него — то… без оного… — ответил Потап, потея от напряжения.
— Показывай! — потребовал царь.
— Не могу… даже по приказу, потому как непотребство это натуральное!
— Тогда обозначь мне грецкий дизайн! — Вавила начинал сердиться, не понимая ни воеводиного смущения, ни наглого смеха, каким на крыше, слушая разговор, заливался дружинник Дороха.
— Да… это… вот… — промямлил в конец растерявшийся воевода, ткнув пальцем в ближайшую статую.
Царь наклонился, прищурился, рассмотрел. Разогнувшись, потёр поясницу, поправил пояс под животом и говорит:
— Ты прав, зятёк, у нас, в Лукоморье дизайн намного крупнее! — и как закричит:
— Еленушка, дочка моя любимая, что сие будет?!!
— Сие будет листок фиговый, какие в грецких землях мужики на место причинное, согласно модам, лепют, батюшка! — ответила Елена Прекрасная, тут же прекратив визжать. — На манер наших портов да штанов носют.
— А я — то, дурак старый, думал, что зверя вам прислали, для саду огороду, а оно вон оно что! — Попенял дочке царь. — Да пошто ж ты, Еленушка, в крайности бросаешься? Ну, захотела ты мезонину, так на другой день топоры застучали, люди мастеровые — плотники да столяры мезонину тебе на крыше сварганили. Так ты там ещё какую — то солярию устроила, никак не влезу посмотреть, что это за зверь такой, тоже поди наподобие дизайну? Но и этим ты не ограничилась, продолжаешь терпение мужево испытывать!