Голубиная книга - священное сказание русского народа

Аналогичную картину мы наблюдаем у северных соседей Руси, образ главного эпического героя которых сформировался при значительном славянском культурном влиянии. Как было показано в предыдущей главе, карело-финский Вяйнямейнен унаследовал некоторые черты Первобога «Голубиной книги», что нашло свое отражение и в мореходной астрономии. Так, Орион назывался у финнов «Косой Вяйнямейнена», а Плеяды — «Туфлей Вяйнямейнена». Понятно, что занимавшимся прибрежным рыболовствам племенам не нужны были ориентиры для дальних морских плаваний, как славянам, и они перенесли черты главного героя «Калевалы» на более актуальные для них небесные созвездия. Почитаемые светила у славян и финно-угров были разные, но строй мифолого-навигационного мышления в данном случае один. Сохранившиеся на Белом море севернорусские мореходные традиции наглядно показывают, кто именно был обладателем небесных знаний: ««Поэт как носитель обожествленной памяти» (В. Н. Топоров) являлся хранителем морского знания. Поэтому на корабле он исполняет роль кормщика, лоцмана («вожа»), а сама былина может рассматриваться как своеобразная «мифопоэтическая лоция»… По воспоминаниям Б. Шергина, во время морского похода сказитель-баюн, имевшийся в каждой морской артели, демонстрировал свой поэтический дар, сидя у подножия середовой мачты. Образ морского Бояна, сидящего у мачты корабля, имеет несомненные мифопоэтические истоки и воспроизводит мифологему Поэта у корней мирового древа, где сокрыт источник поэзии»^{559}. Очевидно, не будет слишком большой смелостью предположить, что в конкретных исторических условиях языческого Новгорода и полабских славян, мореходные традиции которых унаследовали беломорские поморы, непосредственным предшественником сказителя являлся волхв-гусляр, который не только был способен своей игрой воздействовать на окружающую природу, но и знал сакральную карту мира, тем или иным способом привязанную к географическим реалиям, а также хранил секрет одновременной ориентации по трем небесным светилам — частям тела Первобога, указывающим в открытом море путь своим потомкам.

Как показывает мировой опыт древнего мореплавания, секреты навигаторского искусства тщательно хранились от непосвященных, передавались лишь из уст в уста, в результате чего мы крайне мало знаем о конкретных приемах кораблевождения древних. К этому надо прибавить усилия христианства, стремившегося полностью уничтожить все языческие знания (в случае полабских славян — вместе с народом). Усилия ревнителей истинной веры увенчались несомненным успехом: традиция истинного знания была уничтожена ими почти полностью. Если славянские волхвы водили корабли, ориентируясь по Солнцу, Луне и Венере, и зафиксировали в своем священном космогоническом тексте их связь с ветрами, то христианские летописцы за семьсот лет лишь один раз обратили внимание на одновременное появление этих трех светил на небе. В 1703 г. случайно заметивший это явление монах Троицкого монастыря в Чернигове с немалым изумлением записал свое наблюдение: «Новолуние произошло 5 июня в пятнице «книжного» (календарного) месяца, когда родился июльский «небесный» месяц, и сразу же, в воскресенье, в полдень 7 июня, месяц стал виденным (на небе недалеко от Солнца), и две звезды были около него, а потом, перед заходом Солнца, месяц был не виден («утерян из поля зрения») вплоть до своего обычного времени, когда он вновь стал быть виден (после захода Солнца) вечером до петухов (около полуночи месяц уже скрылся за горизонтом)»^{560}. Разбирая это известие, Д. О. Святский отмечает: «Значит, в воскресенье 6 июня летописец видел соединение Луны с какими-то яркими звездами, видимыми даже в полдень недалеко от Солнца. Естественно было допустить, что по крайней мере одна из этих звезд была Венера… Оказалось, что в воскресенье 6 июня действительно имело место соединение Венеры с Луною около 4 часов вечера для Чернигова, причем Луна прошла на расстоянии 2° от Венеры. Никакой другой яркой звезды в это время не было… Таким образом, остается думать, что наблюдатель был просто введен в заблуждение и принял одну и ту же Венеру в разных ее положениях относительно молодого серпа месяца в полдень и вечером, после захода Солнца, за две разные звезды»^{561}. Уничтожение старых языческих знаний и отсутствие практической потребности привело к тому, что это знакомое славянским волхвам явление повторно наблюдают и с удивлением фиксируют (да и то с ошибками) лишь в петровское (!) время.