Голубиный туннель. Истории из моей жизни

«Безобразная книжка. Сделали из этого парня какого-то святого или героя. А он был вовсе не такой, просто никак не мог продвинуться по службе, и ему все это надоело. Американцы ему отказали, но Шерги[41] понял, что парень в порядке. У Шерги был нюх. Мы с ним очень разные, но ладили прекрасно. Les extrêmes se touchent[42]. Я руководил оперативным отделом, а Шерги был моей правой рукой. Прекрасный оперативник с отличным чутьем — он почти никогда не ошибался. И насчет Филби оказался прав с самого начала. Шерголд посмотрел на Пеньковского, решил, что он нам подходит, и мы его взяли. В нашем шпионском деле поверить в кого-нибудь — очень смелый шаг. Каждый дурак может прийти в свой отдел и сказать: „Нет, я этому малому совсем не доверяю. С одной стороны… с другой стороны…“ Надо быть человеком решительным, чтобы пойти на риск и сказать: „Я ему верю“. Шерги так и сделал, и мы с ним согласились. Женщины. В Париже Пеньковский спал с проститутками (мы их ему предоставляли) и пожаловался: не могу, мол, делать с ними все что хочу — раз за ночь, а больше не получается. Пришлось отправить в Париж доктора из Конторы, чтоб сделал Пеньковскому укол и у того встал. Я же говорю: животики надорвешь! Ради такого, пожалуй, стоит жить. Ну просто надорвешь животики. И как, скажите, можно считать этого Пеньковского героем? Но, заметьте, предатель должен быть смелым. И Филби тоже в этом не откажешь. Он был смелым. Однажды Шерги решил подать в отставку. Он был ужас до чего темпераментный. Я прихожу и вижу у себя на столе его заявление об уходе. „В связи с тем, что Дик Уайт, — он, конечно, добавил `начальник секретной службы`, — передал американцам информацию без моего согласия и таким образом подверг опасности мой весьма уязвимый источник, я намерен подать в отставку и подать пример другим работникам Службы“, — что-то в этом роде. Уайт извинился, и Шерги забрал заявление. Но мне пришлось его уговаривать. И это было непросто, очень уж темпераментный парень. Но прекрасный оперативник. И этого Пеньковского сразу раскусил. Мастер».

* * *

Эллиот о сэре Клоде Дэнси, также известном как Полковник Зет, помощнике начальника МИ-6 в годы Второй мировой войны:

«Полное дерьмо. И дурак к тому же. При этом жестокий, грубый. Писал всем эти мерзкие записочки. Сеял вражду. Полное дерьмо, говорю же. Когда я возглавил резидентуру в Берне после войны, мне досталась его агентурная сеть. Ну да, у него были информаторы среди влиятельных бизнесменов. Очень хорошие. Он умел заставить этих бизнесменов на него работать. К этому у него были способности».

О сэре Джордже Янге, первом заместителе сэра Дика Уайта во времена холодной войны:

«Порочный. Умный, жесткий. Гулять любил один. После Службы пошел работать в „Хамброс“ [банк]. Я спрашивал у них потом, как Джордж им показался. Прибыль он им принес или убыток? Они сказали, что, по их подсчетам, пятьдесят на пятьдесят. Он привлек в „Хамброс“ деньги шаха, но так потом напортачил, что банк потерял примерно столько же, сколько Джордж для них заработал».

О профессоре Хью Треворе-Ропере, историке, сотруднике британской разведки в годы Второй мировой войны:

«Выдающийся ученый и все такое, но какой-то несуразный, никчемный. И испорченный. Я чуть не помер со смеху, когда он попался на эту удочку с дневниками Гитлера. Вся служба знала, что они фальшивые. Но Хью даже не сомневался. Ну как Гитлер мог их написать? С этим Ропером я бы в разведку не пошел. Когда я был начальником на Кипре, сказал однажды дежурному у входа: если появится капитан Тревор-Ропер, пусть свой штык себе в задницу засунет. Ропер появился, и дежурный передал ему мои слова. Хью был озадачен. Животики надорвешь. Вот что мне нравилось в нашей Службе. Иной раз ну просто животики надорвешь».

О том, как он снимал проститутку для одного потенциального агента британской разведки с Ближнего Востока:

«Отель „Сент-Эрмин“. Она не пойдет. Слишком близко к Палате общин. „Мой муж — член парламента“. И 4 июня ей нужен выходной, чтобы забрать сына — он у нее в Итоне[43]. „Так, может, мне лучше к кому-нибудь другому обратиться?“ — говорю. Отвечает не раздумывая: „Да ладно, сколько дадите-то?“»

О Грэме Грине:

«Мы встретились в Сьерра-Леоне во время войны. Помню, Грин поджидал меня в порту. И как только я оказался в пределах слышимости, заорал мне: „Гондоны привез?“ Была у него навязчивая идея насчет этих евнухов. Он изучал шифровальную книгу нашей резидентуры и обнаружил там, как это ни странно, коды для обозначения евнуха. Наверное, еще с тех дней, когда мы евнухов из гаремов в качестве агентов использовали. Грину до смерти хотелось послать сообщение с этим евнухом. Однажды он нашел способ. Высшее начальство потребовало, чтобы он присутствовал на каком-то совещании. В Кейптауне, кажется. Операция у него какая-то застопорилась или что-то там. Хотя вряд ли операция, по-моему, он никогда их не готовил. В общем, он послал ответное сообщение: „Я как евнух: хотел бы, но не могу“».