Голубиный туннель. Истории из моей жизни

— Если кто-то из наших воинов повержен, значит, он был вором, или насильником, или не соблюдал наших обрядов, или таил дурные мысли о своем товарище, когда шел в бой. Убитые маи-маи — это грешники. Их нашим колдунам позволено хоронить без ритуала.

А баньямуленге? Как на них смотрит полковник в нынешней политической ситуации?

— Если они развяжут новую войну, мы будем их убивать.

Однако, выражая ненависть к столичному правительству, полковник даже не догадывается, что практически повторяет слова своего кровного врага Томаса, прозвучавшие прошлым вечером:

— Эти salauds[50] из Киншасы ни во что не ставят маи-маи. Забыли, как мы сражались за них, спасали их жирные задницы. Они нам не платят, они нас не слушают. И пока мы солдаты, нам запрещено голосовать. Уж лучше мы вернемся обратно в буш. Кстати, сколько стоит компьютер?

* * *

Нам пора ехать в аэропорт Букаву, ведь именно там разворачивается действие в финале моего романа. За последнюю неделю мы пару раз наблюдали в городе массовые беспорядки и изредка слышали стрельбу. Комендантский час пока не отменили. Дорога до аэродрома принадлежала маи-маи, но Джейсон сказал, она безопасна — видно, договорился с полковником, чтоб нас не трогали. Уже перед самым отъездом мы узнали, что демонстранты — и комендантский час им нипочем — перекрыли центр города баррикадами из горящих покрышек. Оказалось, какой-то мужчина, чтоб оплатить операцию для жены, заложил свой дом за четыреста долларов, а солдаты армии Киншасы, которым не выплачивают денег, прослышали об этом, ворвались в дом, мужчину убили, четыреста долларов украли. Разъяренные соседи схватили солдат и где-то заперли, но их товарищи выслали на выручку подкрепление. Застрелили пятнадцатилетнюю девочку, и тогда начались беспорядки.

После головокружительной гонки по кривым закоулкам мы выбрались на дорогу до Гомы и поехали на север вдоль западного берега озера Киву. Недавно на аэродроме был нешуточный бой. Его захватили руандийские ополченцы и удерживали несколько месяцев, пока их не выбили. Сейчас аэропорт охраняли совместно индийские и уругвайские миротворческие отряды ООН. Уругвайцы угощали нас роскошным обедом и уговаривали поскорее приехать снова, чтобы вместе закатить настоящую вечеринку.

— А если руандийцы вернутся, — спросил я нашего хозяина-уругвайца, — что будете делать?

— Vamos, — ответил он по-испански недолго думая: выгоним вон.

По правде говоря, я хотел выяснить, что будет делать он и его товарищи, если в аэропорту ни с того ни с сего приземлится самолет с шайкой вооруженных до зубов белых наемников на борту, как случилось в моем романе. Излагать свои гипотезы в открытую мне неловко, но я уверен: если бы даже мой собеседник знал, что меня интересует в действительности, он ответил бы то же самое.

Осмотрев летное поле, мы отправились обратно в город. Красную глину на дороге размыло бурным тропическим ливнем. Мы спустились с холма и увидели стремительно наполняющееся водой озеро, на месте которого всего несколько часов назад была автостоянка. Мужчина в черном костюме стоял на крыше тонущего автомобиля, махал рукой, призывая на помощь, и похоже, очень забавлял толпу зевак, потому что она быстро разрасталась. Появление нашего джипа с двумя белыми мужчинами и одной белой женщиной развеселило всех еще больше. Мигом подскочили мальчишки и принялись раскачивать нас из стороны в сторону. Они делали это с таким энтузиазмом, что, наверное, опрокинули бы машину в озеро, но тут Джейсон выскочил, заговорил с ними на их языке, рассмешил и таким образом утихомирил.

Микеле это происшествие показалось столь заурядным, что она его даже не запомнила. Зато я запомнил.

* * *

Последнее и самое яркое воспоминание о Букаву — дискотека. В моем романе владеет ею наследник богача-коммерсанта из Восточного Конго, получивший образование во Франции и в конце концов спасший моего Сальво. Он тоже в известном смысле военачальник, а сила, которая за ним стоит, — это молодые интеллектуалы и бизнесмены Букаву, и вот они, тут как тут.

Комендантский час, и город будто вымер. Идет дождь. Не помню, чтобы над входом мигали вывески, чтобы нас досматривали мускулистые охранники, помню только несколько крохотных кинозалов «Эссольдо», исчезающих во тьме, и слабо освещенную каменную лестницу с веревочными перилами, уходящую вниз. Спускаемся на ощупь. Окунаемся в волны музыки и вспышки света. «Джейсон!» — кричат вокруг, и Джейсон тонет в море приветствующих его черных рук.