Голубка

«Да, мы любили друг друга… Но все кончается, и первая любовь тоже. Я всегда буду тебе благодарен за прошлое лето, но нам лучше все забыть. Ту проблему, о которой ты пишешь, я советую тебе поскорее решить. Думаю, ты догадываешься — как. Не пиши мне больше, жизнь нас развела, и мы должны смириться».

Дойдя до этого места, Татьяна Ивановна остановилась. Первые строки письма ее абсолютно не тронули. Она даже было слегка успокоилась, поняв, что дочь подняла бурю из-за неразделенной любви. Но строчка о проблеме, которую нужно скорее решить, насторожила ее. Она перечитала это место еще раз, еще и еще… Потом оглянулась на дочь. Догадка, нет, слабое предположение шевельнулось в мыслях, и она посмотрела на своего ребенка бесстрастными глазами постороннего.

Бледное, осунувшееся лицо, коричневые круги под глазами… Припухшие губы, казалось, утеряли свои обычные четкие очертания — то ли от слез, то ли…

Татьяна Ивановна ощутила острую потребность увидеть дочь целиком, всю, внимательно посмотреть и убедиться, что тревога напрасна, что…

— Лиза! Отойди от нее!

Лиза вместе с Лерочкой разом обернулись. Эти двое стояли посреди комнаты. Одна обнимала другую, словно пытаясь укрыть от ветра.

— Лиза, выключи воду. Ты разве не слышишь, в кухне бежит вода, — ровно и четко произнесла Татьяна Ивановна.

Лиза послушно отклеилась от Лерочки и, спотыкаясь на ровной глади паркета, засеменила на кухню. Лера осталась стоять одна и выглядела так, будто ее раздели и поставили в одном нижнем белье посреди площади.

А мать вдруг сразу все увидела. Изменившуюся фигуру, другой взгляд. Все, что должна была заметить давно!

Все еще отказываясь верить предположениям, спросила:

— У тебя… с ним… что-то было? Ты понимаешь, я говорю не о поцелуях. Было?!

Лерочка съежилась, словно попыталась спрятаться в панцирь, которого не было.

— Да, — еле слышно прошептала она.

У Татьяны Ивановна подкосились ноги. Если бы не Лиза, она упала бы на пол. Та подхватила хозяйку и помогла сесть на стул. Домработница снова метнулась на кухню, теперь уже за валерьянкой для хозяйки.

— Мамочка, прости меня… прости меня! — лепетала Лера, глядя, как мать пьет лекарство. Стакан два раза громко стукнул о зубы. — Мамочка, прости меня…

Татьяна Ивановна собралась с силами, поднялась и вышла в гостиную.

Лиза испуганно полетела за ней.

— Господи, что делать, что мне делать? — бормотала Татьяна Ивановна, обращая вопросы единственно к себе самой. — Что делать? Кому звонить… Найти врача? Да, нужно срочно найти врача…

Она ходила по комнате и говорила сама с собой. Она чувствовала, что нельзя останавливаться. То, что клокотало и бурлило сейчас внутри ее, требовало выхода, заставляло двигаться, действовать.

Стол, немецкая горка красного дерева, пианино, тахта… И снова: стол, горка с посудой, тумбочка с радиолой, пианино…

— Уже поздно, Татьяна Ивановна, — вдруг вклинилась в ее мысли домработница.

— Что — поздно? — не поняла Татьяна Ивановна и взглянула на высокие часы с маятником. Они показывали девять часов вечера.

— Четыре месяца уж, наверное, с лишком… — пояснила Лиза. — Теперь ноябрь уж на исходе, а парень-то уехал в июле. Как раз Клава-то у нас го…

— Ты все знала?! — Новое открытие потрясло Татьяну Ивановну. Вот кто виновник всего! Такое предательство! Нож в спину! — Ты знала и молчала? Ты… ты…

— Да я… я недавно только… я ждала, когда…

Но Лизе не дали оправдаться. Гнев и обида, нанесенные непоправимым поступком дочери, искали выхода. Нужен был виновник, на которого можно было излить желчь.

— Дрянь! — кричала хозяйка. — Я тебя голодную, оборванную из деревни привезла! Пожалела! Накормила, обогрела! Разве мы с Петром Дмитриевичем тебе в чем отказали? Обидели тебя? Ну скажи, Лиза? Ну? За что ты нам платишь черной неблагодарностью?!

Лиза стояла молча, покорно опустив голову в пол. Она не сказала больше ни слова в свое оправдание. Ей было искренне жаль их всех — Лерочку, Татьяну Ивановну, Петра Дмитриевича. Она действительно чувствовала себя в чем-то виноватой. К тому же в глубине души Лиза, наверное, подозревала, что Татьяна Ивановна не сможет успокоиться, пока не выльет на кого-нибудь свой гнев. Так пусть уж лучше на нее, Лизу, чем на измученную своей тайной и Юриным предательством Лерочку.

Лиза покорно стояла, а Татьяна Ивановна кричала на нее, не стесняясь в выражениях. И все-таки к десяти часам гневные слова иссякли, силы оставили женщину. Она заперлась у себя в спальне. Лиза осторожно звякала посудой на кухне. Лерочка, не раздеваясь, сидела на постели. В эту ночь в квартире Подольских никто не спал.