Голубкина

Летом 1927 года сообщила Сапе в Зарайск: «Я как приехала, так без памяти и начала работать. Инструменты теплые, глина теплая, не надо топить печку и смотреть на часы. И вот я вторую неделю работаю, сделала одну статую, сломала. Теперь новую начинаю. Если удастся, то я заслужу хороший отдых…»

Все великолепно! Заказы, постоянные занятия… В марте Третьяковская галерея приобрела две ее вещи — мраморный бюст «Старая» и отлитого в бронзе «Человека».

Сейчас живет своей «Березкой». Зимой долго искала модели, меняла их. Наконец нашла. Девушка позировала на дощатом помосте в холодной мастерской в одной рубашке. с распущенными волосами. На улице еще зима, белеет снег, а Голубкина думает о весне, о зеленом мае. Эта тоненькая белоствольная березка… Образ девушки, «работницы полей», и вид этой березки как бы сливались воедино. Символ жизни, весны…

— Мне вот чего хочется, — говорила Анна Семеновна. — Девушка эта, как молодая березка, всеми своими весенними листочками под ветром шелестит, трепещет…

Вылепила статую в натуральную величину, позвала форматора, поручила сделать гипсовую отливку. И не повезло… Мастер неудачно отлил фигуру, испортил, на лице — пузыри… Статую в глине уничтожила, решила вырезать в дереве, считая, что этот материал лучше подходит для воплощения замысла. Был заготовлен ствол клева. Обрубал, оболванивал дерево для «Березки», а также для бюста Л. Н. Толстого Бедняков. Она наметила общие грубые контуры фигуры в стволе, нанесла рельеф лица. Предстояла большая работа…

Сохранились два эскиза скульптуры «Березка» в гипсе. Больший по размеру глубоко впечатляет. Девушка твердо и прочно стоит на земле; подняв голову, смотрит вдаль. Она будто- подставила лицо весеннему ветру, его освежающим струям. Колышутся, развеваются складки легкого платья, оно плотно прильнуло к ней, обозначив очертания юного тела. В этой тоненькой хрупкой девушке заключена большая внутренняя сила. И стойкость. Нужно идти навстречу жизни. Не так ли и она, Голубкина, вышла когда-то в путь, шагнула в этот огромный неспокойный мир?

Тяжелый деревянный блок, в котором слегка обозначены черты Толстого, стоит на подставке. В мастерской, кроме Голубкиной, — Клобукова и Бедняков. Анна Семеновна задумчиво смотрит на дерево, размышляет, подперев пальцами подбородок.

— Нужно повернуть, — говорит она, показывая, в какую сторону.

Бедняков с помощью Клобуковой пытается сдвинуть блок с места, но силенок у них маловато.

— Ну, пустите, вы все равно не сможете…

И отстранив плечом резчика, упирается обеими руками в дерево. Напрягшись, покраснев от натуги, поворачивает его на подставке.

— Вот и хорошо. А теперь пойдемте чай пить.

Пьют чай в комнате-кабинете. Голубкина молчит. Клобукова и Бедняков, видя, что у нее как-то вдруг изменилось настроение, тоже почти не разговаривают. В тишине слышится лишь легкое постукивание чашек о блюдца да позвякивание ложечек.

Анна Семеновна очень бледна.

— Что с вами? — спрашивает Клобукова.

— Да я уже несколько дней чувствую себя неважно.

Зинаида Дмитриевна, придя на следующий день, сразу замечает, что состояние ее ухудшилось. Землисто-серое лицо, глаза ввалились.

— Поеду в Зарайск, к Сане, — говорит Голубкина. — Она меня умеет лечить. У меня что-то боли в кишечнике…

Клобукова хочет проводить ее на вокзал, по она не разрешает.

— Зачем это? Я через два дня вернусь.

Уехав в Зарайск, она сама, не ведая того, позвала смерть…

Нужна была срочная операция. Сделать ее можно было лишь в Москве. Эта операция, по мнению профессора Мартынова, спасла бы ей жизнь. Но время упущено.

Говорят, то, что происходит с нами, похоже на нас самих. Ей не хотелось кого-то беспокоить, обращаться к врачам. Стеснялась, было неловко. Незаметно и тихо ускользнула, уехала к родным.

С трудом добралась до дома. Слегла и уже больше не встала.

Она страдала от страшной боли в животе. Металась на кровати, стонала, просила пить. На измученном, худом, бледном лице тревожно блестели воспаленные глаза. Седые волосы прилипли к вспотевшему лбу.

— Нет сил терпеть… — несколько раз повторила она.

Ей становилось все хуже. Говорить уже не могла. Но сознания не теряла. Смотрела на стоявшую у изголовья Саню. И вдруг, словно прощаясь, прощаясь навеки, протянула ей руку. Сестра схватила эту горячую руку и, прижавшись к ней губами, заплакала…

Умерла Голубкина 7 сентября. Утром, в день похорон, Александра Семеновна, безутешная в своем горе, ходила, согнувшись, по двору и рассыпала повсюду цветы. Простые полевые цветы-цветики, которые так любила бедная, Анюта.

Маска с нее не была снята. Она их терпеть не могла. Сказала однажды: «С меня не вздумайте маску снять, когда я умру… Я их ненавижу». Она ненавидела посмертные маски, ненавидела смерть. И любила безумно, боготворила жизнь!..

Был погожий день ранней осени. Голубое небо в дымке. Солнечно. В палисадниках на Михайловской, по которой двигалась похоронная процессия, холодным огнем горели багряные астры, золотые шары. Росшие у дороги небольшие березы стояли еще зеленые, их листва шевелилась от легкого ветра.