Голубое поместье

С одного конца располагался занавес из сине-зеленого шелка, отделявший остальную часть чердака. Дальше начиналась страна мечтаний, мир фантазии, странных сочетаний и невероятных контрастов. По коврику, сделанному из креповой травы, скакала лошадь-качалка, между ее зубов была вставлена бумажная роза, фигура, составленная из проволочных плечиков, на ее спине крючилась. В одном углу кто-то подвесил к потолочной балке не одну сотню ниток с бусинами. Они ниспадали цветным дождем, золотые застежки тихо поворачивались в теплом воздухе.

Кейт обходила чердак, зажигая спички.

Семейство старинных кукол устроилось в несколько рядов перед бархатной белкой. Они собрались на свадьбу: мишка и зайка обменивались портьерными кольцами. Дельфин из папье-маше перепрыгивал через спинку шезлонга; обернутый кондитерской бумагой вулкан извергал град желейных куколок на пружинке.

Том шел от одной сценки к другой. Он прикасался к кружевным наносам, меховым подушкам, миниатюрам из резной слоновой кости. На бамбуковой этажерке в глубокой чаше лежали отбитые головки кукол с округлыми застывшими глазами золотой рыбки.

И, конечно же, здесь были книги. В стопках на полу, в картонных коробках, в шатких книжных шкафах: Анжела Брэзил, Фрэнсис Элиза Бернетт, Лорна Хилл[34].

Зазвенела музыка, колыбельная Брамса. Том обернулся и увидел Кейт, опускавшую серебряный бочонок с крошечной балеринкой, кружившейся на его крышке.

— Ну как, нравится? — спросила она негромко.

— Это все сделала ты? Ты здесь играла?

Она рассмеялась с легким смущением.

— Нет, это работа бабушки Эллы. Но все мы приходили сюда… приносили новые вещи. Вот и моя работа. — Она протянула Тому небольшую скульптурку женщины, играющей на пианино. Какая-то разновидность пластилина, рассудил Том, медленно поворачивая фигурку, грубо раскрашенную коричневато-желтым, красным и золотым цветом.

— Это Рут, — сказал он с восхищением. — Как умно! Я никогда не думал, что ты можешь сделать что-то подобное.

Кейт пожала плечами, но Том видел, что ей приятно.

— Нам здесь всегда было одиноко, понимаешь. Мы росли в одиночестве.

— А я думал, что Саймон и Рут росли вместе.

— С восьми лет его отправили в пансион. Он бывал здесь только по праздникам. А бабушка Элла вообще была единственным ребенком.

— А как насчет тебя?

— Мама, как выяснилось, уже не располагала достаточным состоянием, чтобы отослать меня в школу. Впрочем, она не одобряет частного образования. Главную причину неврозов Саймона она видит в его школе, но я лично объясняю разводом родителей.

Теперь Том познакомился с ними обоими: с Алисией, его собственной наставницей и приятельницей, и Питером Лайтоулером. Они казались ему на удивление гармоничной парой — говорливые, элегантные, владеющие собой.

— Почему же их брак распался? — спросил он.

Кейт наморщила нос.

— Наверное, потому, что у обоих была слишком сильная воля: постоянные сражения и пальба. И еще: мне кажется, что дядя Питер в молодости не склонен был смотреть в одну сторону.

Как и сейчас, подумал Том, вспоминая древнюю ладонь на колене Кейт, алчность, промелькнувшую в бледных глазах старика. Отодвинув в сторону мысли о Питере Лайтоулере, он привлек Кейт к себе.

— Мне нравится здесь, — сказал он. — Мне нравится в этом доме, я люблю, когда ты рядом… — Все это было правдой. Когда они оставались вдвоем с Кейт, все возвращалось на свое место. — Я хочу только настоящего. — Сладкое дыхание Кейт коснулось его лица, податливое тело приникло к нему.

Они занялись любовью под прыгающим дельфином на шезлонге, покрытом синим бархатом, совершая сонный обряд дружбы и нежности.

К тому времени, когда они зашевелились, уже стемнело. Он медленно высвободился и встал, натягивая джинсы. В мерцающем свете свечи Кейт вновь казалась похожей на девочку, упругая кожа ее порозовела.

— А ты когда-нибудь проводила здесь ночь? — спросил он, пока они одевались.

— Нет. Мне этого никогда не позволяли, поскольку мама не доверяла мне свечи. Я всегда сожалела об этом.

— Разве на лестнице нет выключателя?

— Да, но когда здесь горит свет, все выглядит совершенно иначе. — И чтобы доказать справедливость этих слов, Кейт щелкнула выключателем — чердак затопил свет, сразу превратив все вокруг в лохмотья, тряпки и мусор. — Теперь понял? — Том впервые заметил пустую коробку лифта в дальнем углу, по эту сторону сине-зеленого занавеса. Металлические перекрестья соединений краснели ржавчиной. Кейт выключила свет, возвращая благородный сумрак.

— А что там? — Том пересек чердак и потянул за полог занавеса возле лифта.

— Там только мусор, — не глядя ответила она. — Все никому не нужное. Конечно, там давно надо разобраться.

Том промолчал. Занавес скрывал тщательно возведенную из мебели стену: столы на шкафах, кресла, сундуки, ящики и чемоданы. Из арки, образованной высоким комодом и перевернутой софой, выглядывало кресло на колесах. На его кожаном сиденье восседала еще одна проволочная фигура, голову ее скрывал противогаз. Голова была наклонена — именно так, чтобы прямо в его глаза смотрели пустые дыры.