Скорцени продолжал вопить. Один из офицеров выстрелил ему в невысокий лоб, навел автомат на Сталина:
– Вы должны подняться наверх, господин Сталин.
– Я это сделаю и без вашего автомата. – Сталин держал в руках по шприцу и не отрываясь смотрел на них. – Mon cher, ты уверен, что нам хватит?
– Нет никакой разницы между дозами. Один кубик или миллион – все равно. Гиммлер – перестраховщик. Как всякий немец.
Сталин наступил ногой на разбитый шприц:
– Почему мы не додумались с тобой, что голубое сало – это
– Иосиф, не мучай меня… – размотал жгут на руке Хрущев.
– Ради чего мы везли это сюда? Новое оружие! Новое оружие! Чтобы поделиться с электрическим? Он сейчас скажет спасибо русским дуракам!
– Не мучай меня!! – закричал граф, наливаясь кровью.
Наверху в Небесном зале продолжался ужин. За огромным окном уже светало.
Оркестр играл, слуги подали десерт. Собак убрали. Геринг и фон Риббентроп пытались развлекать гостей. Доктор Морелль мешал им, нагоняя легкую оторопь своими неуместными монологами. Надежда тоже сидела за столом. Весты не было.
Вдруг вошел Гитлер, хлопнул в ладоши:
– Finita!
Оркестр смолк.
– Всё! – Гитлер подошел к столу, обвел глазами сидящих и расхохотался. – Вот и всё! Баран! Баран! Баран!
Геринг и фон Риббентроп стали медленно приподниматься со стульев.
– Баран! Баран! Баран! – кричал Гитлер.
– Где? – искренне спросил Морелль.
– Мой фюрер… – затрепетал фон Риббентроп.
– Всё! – Гитлер опустился на колени, глянул в сверкающий потолок, осенил себя крестом. – Великий Боже, это свершилось!
В зал в сопровождении бойцов погибшего Скорцени вошли Сталин и Хрущев. Старший офицер подошел к коленопреклоненному Гитлеру, протянул два шприца с голубой жидкостью.
– Свершилось, – прошептал Гитлер, беря шприцы в руки и прижимая их к лицу.
Вошла Веста в новом наряде – вечернем платье молочного бархата, с коротким жакетом из белой кожи на плечах. Волосы ее были заплетены в косу.
Увидя отца под дулами автоматов, она остановилась.
– Свершилось… – шептал Гитлер среди всеобщей тишины.
– Папа… что это? – Веста подошла к отцу.
– Все в порядке, – мрачно произнес Сталин, не глядя на нее.
Раздался сдавленный стон, и охрана втолкнула в зал Бормана. Он был в нательной рубашке, в наручниках, с заклеенным ртом. Завидя коленопреклоненного фюрера, он бухнулся на колени и, мыча, пополз к нему. Но Гитлер легко встал и, неотрывно глядя на шприцы, медленно двинулся по залу:
– Голубая кровь… а не новое оружие.
– Адольф, ты совершаешь ошибку, – сказал Сталин.
– Свинья, – прошипел Геринг, с ненавистью глядя на ползущего и мычащего Бормана.
– Колбасники! – презрительно скривил губы Хрущев.
– Только кровь… только новая кровь спасет мир… – шептал Гитлер.
Неожиданно Надежда выхватила из своей сумочки гранату-лимонку, неловко выдернула чеку и кинула в Гитлера. Веста завизжала. Охранники нажали на гашетки автоматов, пули впились в тело Надежды.
Лимонка стукнула Гитлера в спину, отскочила и завертелась на полу. Он недовольно обернулся на треск автоматов, увидел оседающую Надежду.
– Граната!! – крикнул Геринг.
Гитлер повел головой, шаря взглядом по полу. Как только его голубые глаза остановились на черном ребристом корпусе лимонки, раздался взрыв. Чугунные осколки прошили тело Адольфа, взрывной волной его отбросило на пол. Один из шприцев разнесло осколком, другой остался в руке фюрера.
Сталин оттолкнул охранника и кинулся к Гитлеру. Дула эсэсовских автоматов повернулись в его сторону. С разбега Сталин бросился на полированный мрамор пола, заскользил по нему к бьющемуся в агонии фюреру. Затрещали автоматы. Но пули прошли над телом Сталина, кроша синюю яшму стен. Врезавшись в Гитлера, Сталин выхватил из его руки шприц.
– Не смей! – цеплялся за шприц Гитлер.
Сталин воткнул шприц себе в глаз.
– Только не в мозг! – захрипел окровавленный фюрер, борясь со Сталиным.
Сталин схватил его за руки, размахнулся головой и, упершись рукояткой поршня в лоб Гитлера, надавил. Игла прошла сквозь глазное яблоко, проколола кость глазной впадины. Голубое сало хлынуло в мозг Сталина.
– Ты же не знаешь… – пускал кровавые пузыри Гитлер. – Мясник кремлевский… ты ничего не знаешь…
Мозг Сталина стал расти.
Череп вождя треснул.
– Это… я! – успел проговорить Сталин.