Вермюлер не поленилась подняться c кровати и закрыть ставни на защёлку. Когда писательница удовлетворённо улеглась в постель в очередной раз, она c ужасом услышала, что теперь хлопают все ставни в доме, кроме тех, что в её спальне.
7.
На следующий день обитатели замка были подняты ужасной вестью: граф Орлофф обнаружил в собственной спальне свою задушенную невесту. Сильва была убита.
Девушка безжизненно свешивалась из окна, причём граф утверждал, что не слышал, как она вошла в его комнату и тем более, как её кто-то убил.
Вермюлер настолько заинтересовало подобное заявление, что она попросила y шерифа разрешение ей присутствовать при допросе свидетелей. Но господин Родригес тут же отказал писательнице, и, посмотрев на неё подозрительно, добавил:
– Вы знаете, что это не единственное убийство в доме? Экспертиза установила, что старик-Коненс был вчера отравлен.
– Ах! – непроизвольно вырвалось y Вермюлер. – Что же нам делать?
– Не покидайте своей комнаты в целях вашей же безопасности, – посоветовал шериф.
– Может, всё же лучше перебраться в отель?
– Извините, но покинуть дом вы тоже не можете. Считайте, что это 'домашний арест'. К тому же, вчера вечером во время приёма у госпожи Кранс было украдено бриллиантовое колье восемнадцатого века. Пропало 'Голубое утро' – бриллиант, занесённый во все коллекционные каталоги мира.
– Боже мой! – только и осталось пробормотать Вермюлер.
Завтракать женщине почему-то расхотелось, и она, закрывшись y себя вкомнате, решила набросать план дома на листке бумаги.
Получилось вот что:
«Кто-то украл колье y старушенции», – принялась рассуждать Вермюлер, забыв, что они ровесницы c госпожой Кранс. Себя всегда воспринимаешь моложе, чем ты есть в действительности!
«Допустим, Сильва видела, кто это сделал, и грабитель убил её. Просто и логично. Но ведь кто-то ещё убрал старика! Не стоило этого делать. Это отравление портит мне всю схему… Украсть бриллианты – это больше похоже на женщину, но задушить – это уж точно мужское дело… A вот отравить – опять похоже на женщину. Здесь целая банда преступников орудовала!»
Вермюлер вспомнила ночной променад Трампса. «Очень подозрительно, – подумала писательница. – Хотя такой тщедушный мужчина вряд ли смог задушить молодую здоровую девушку».
Вермюлер представила одухотворенное лицо композитора, перекошенное ненавистью, его тонкие музыкальные пальцы, сжимающие горло в смертельной хватке…
«Нет, маловероятно, – помотала головой женщина. – K тому же, он не стал бы включать в коридоре свет, если он не идиот! Да и откуда он мог знать, что Сильва не в своей комнате, a y графа? Но вполне возможно, что он что-то услышал посреди ночи. И это заставило его выйти из комнаты. Он пришёл в наше крыло… Значит, шум доносился отсюда… Почему же я ничего не слышала?»
Писательница вздохнула. Слишком много вопросов, требующих немедленного ответа, роилось в её голове.
«Рискну выйти к людям, – решила, наконец, Вермюлер, посмотревшись в зеркало. – Надеюсь, меня не убьют в первые же полчаса».
Женщина недоумённо прошлась по первому этажу дома, так и не встретив ни одной живой души. Писательницу это крайне удивило. Она осторожно поднялась из гостиной по винтовой лестнице на второй этаж, полная недобрых предчувствий, и, к своему удивлению, обнаружила всех обитателей дома, сидящими за столом.
Завтрак был уже окончен, но никто расходиться не спешил.
«Как перепуганное стадо баранов, сбились в кучу и таращатся во все стороны», – подумала Вермюлер, глядя на них.
За столом сидело пять человек: Синди, граф Орлофф, Трампс, шериф и экономка. Вермюлер была шестой. Женщина чувствовала себя чужой в этом доме. Собственно, ни c кем из присутствующих здесь людей она не была знакома до вчерашнего вечера.
Собравшиеся также почувствовали в ней чужака и смотрели на писательницу подозрительно, готовые свалить на её голову все преступления, совершившиеся в доме за последние сутки.
Воцарилось молчание. B эту минуту Вермюлер была готова отдать всё, чтобы только поскорее убраться из этого дома. Но вот ведь загвоздка: её не выпускали!
– Может, это и к лучшему, что мы собрались все вместе, – заговорил, наконец, шериф своим густым басом. – Я хотел допросить вас каждого по отдельности и, возможно, я сделаю это позже, a сейчас мы восстановим детали вчерашнего вечера, чтобы установить последовательность совершенных преступлений.
– Да-да, совершенно правильно, – вдруг одобрила Вермюлер. – Разгадка кроется именно в после-довательности!
Писательница осеклась под огнем осуждающих взглядов. У женщины создалось впечатление, что она изворачивается, как поступил бы сейчас преступник. Ещё минуту, и Вермюлер сама бы поверила, что она виновна.