Голубой ангел

Он берет экземпляр «Художественной литературы сегодня». Посмотрим, кто чем занимается. В первом рассказе писатель, чья фамилия кажется ему смутно знакомой, описывает, как отец семейства хладнокровно убивает собственного пуделя. Он это пролистывает, заглядывает в следующий рассказ: опять фамилия вроде бы знакомая, автор – какая-то женщина, но бросает читать, когда мамаша наезжает машиной на котенка рассказчицы. Это что, тематический номер? Или редакторы не заметили? Может, его ученики читали то же самое? Это бы многое объяснило. Они слишком юные, слишком трепетные, они не решатся убивать животных, вместо этого они их насилуют. Ему хочется думать, что его ученики это читали. Он ставит журнал обратно на полку, берет «Поэтов и писателей», пролистывает рекламу летних семинаров (на которые его уже не приглашают) и антологий (участвовать в которых ему не предлагают), проглядывает интервью с довольно известной писательницей, где та объясняет, как учит своих студентов избегать в рассказах описаний еды.

Можно почитать и главу, которую принесла Анджела. Портфель стоит на стуле. Вернувшись к столику, он залпом допивает эспрессо, достает оранжевый конверт. «Яйца. Роман Анджелы Арго.» Он собирается с духом, прочитывает первую строчку и не отрываясь читает дальше.

Каждый вечер после ужина я шла сидеть с яйцами.

Мы с мамой, сполоснув тарелки, закладывали их в машину, отец начинал клевать носом над своими медицинскими журналами, и только тогда я, выскользнув из задней двери, шла во двор, холодный и темный, где пахло прелой листвой, где было слышно, как она шуршит под ногами. Я оглядывалась на черный силуэт нашего дома, содрогавшегося в такт посудомоечной машине. Я ныряла в сарай – там всегда было тепло, горели красные огоньки инкубатора и тишину нарушало только биение сердечек в оплодотворенных яйцах.

Яйца насиживают двадцать один день. Мне не везло. Я винила во всем себя. Считала, что это наказание за мысли, которые надо было от себя гнать, за то, что я только об одном и думала, сидя с закрытыми глазами в теплом и темном сарае, рядом с невылупившимися цыплятами, плавающими внутри скорлупок.

Я проверяла термометры на инкубаторах, делала пометки в таблице. Потом мне начинало казаться, что я ошиблась – поставила крестики не в тех графах. Я возвращалась и начинала все сызнова. Если не поддерживать температуру, цыплята не вылупятся или родятся уродами.

Опыт с яйцами был моей работой по биологии за одиннадцатый класс. Но это только с виду. На самом деле за аккуратными таблицами, дневниками наблюдений, ровными рядами оплодотворенных яиц скрывалось иное: это был опыт черной магии, попытка через колдовство обрести то, чего мне не следовало желать, но к чему я стремилась и что в конце концов получила.

Пациентку моего отца, миссис Дэвис, хватил в курятнике удар, она едва не умерла, а когда очнулась, повсюду вихрем кружили перья. Она решила, что кур теперь ненавидит, и предложила отцу взять вместо платы за лечение инкубаторы. Зачем врачу инкубаторы? Затем, что мне нужно было ставить опыты.

Лежа в больнице, миссис Дэвис велела своему сыну перерезать всех кур. Ее внук – мальчик, которого я знала по школе – принес нам в сочащихся кровью пластиковых пакетах две дюжины ощипанных тушек. Внук тащил по три пакета в каждой руке, четыре тушки в пакете.

Мама готовила курицу со спагетти, курицу в ананасовом соусе, в миндальном, с карри. Мясо было жилистое, с привкусом тины. Но мама сказала, что мы должны доесть этих кур, которых бедная старая женщина зарезала, чтобы отблагодарить отца.

Отец сказал:

– Их не для меня резали. И тебе, черт возьми, это отлично известно. Их зарезали за то, что они имели несчастье видеть, как бедная Элис Дэвис упала замертво.

– Может, они желали ей смерти, – сказала мама.

– Тромбу, гулявшему по ее артериальным путям, было плевать на желания каких-то кур, – сказал отец.

Договорились, что через несколько недель, когда миссис Дэвис придет в себя, мы с отцом заберем инкубаторы, и миссис Дэвис научит меня, как выводить цыплят. Но я все-таки заказала брошюры министерства сельского хозяйства: отец не верил, что можно чему-нибудь научиться у беззубой старухи. Я все время перечитывала брошюры, но ничего в них не понимала – как всегда, думала о постороннем.

Миссис Дэвис ходила с палочкой, правая рука у нее была на перевязи, один глаз не моргал. Уголок рта был всегда опущен. По пальцам здоровой руки она пересчитала основные пункты: поддерживать постоянную температуру и влажность, яйца переворачивать по нескольку раз в день.

Неморгающий глаз смотрел на отца кокетливо.

– Через неделю посмотрите яйца на свет, проверьте, есть ли цыплятки, а пустые выбросьте, иначе они хорошие попортят.

Отец попробовал перевести ее взгляд на меня.

– Вы это дочери рассказывайте, – сказал он. – Она у нас будет ставить научный эксперимент.

– Научный эксперимент? – переспросила миссис Дэвис.