Читаем Голубой ангел полностью

По дороге прямо на них несется какая-то серая туча. Свенсон выво­рачивает руль. Руби, не удержав равновесия, ударяется о дверцу. Ощупы­вает плечо – проверяет, нет ли перелома, думает Свенсон. Он вспомина­ет вдруг, что в одном из школьных спектаклей Руби играла мужскую роль. Царя Мидаса? Или великана из «Джека и бобового зернышка»? Не важно. Главное, в ее игре было что-то удивительно знакомое; потом ему Шерри сказала, что Руби копировала все жесты Свенсона.

– Папа! С тобой все в порядке? Хочешь, я сяду за руль?

– Да все отлично, – говорит он. – Полный порядок.

Они уже доехали до Уэндоверской гостиницы, и он со стыдом пони­мает, что радуется тому, что полпути позади, а ведь когда ехал с Андже­лой, это его очень огорчило. Поделом ему: мчится со скоростью шестьдесят миль по проселку, где только коров перегонять, самоубийственная поездочка в компании с угрюмой разнесчастной девицей, подросшим вариантом той самой малышки, которая некогда вертелась волчком на этом же кресле, распевала свои детские песенки. Сам во всем виноват. Он отлично понимает, что это грех, непростительный грех: впервые за год с лишним проводит день с дочерью, а в глубине души мечтает о том, чтобы на ее месте была эта отвязная девица, студенточка, к которой он неравнодушен. Чему быть, того не миновать. Пусть все летит к чертям!

– Университет отказывался предъявлять обвинение, – говорит Руби. – Кафедра тендерных проблем пригрозила, что подаст коллективный иск.

Вот еще одна примета того, насколько велика разница между его до­черью и его учениками: в Стейте на девушку помочились, а университет бездействует. В Юстоне же устраивают собрания, преподавателей пре­достерегают: не дай бог сказать что-нибудь оскорбительное или дву­смысленное.

Свенсон говорит:

– Совершенно справедливо. Кто-то же должен взять на себя ответственность.

– Да не в ответственности дело, – отвечает Руби. – А в том, что тайн не должно быть. Всем известно, как опасно все тайное…

А то! Тайна Свенсона – если откроется – сколько народу погубит. А если взять и рассказать все Руби, излить душу, снять с себя груз? Знаешь, когда я последний раз здесь был, возил сюда студентку, я ей помог ку­пить компьютер, а потом мы пошли к ней в комнату и занялись любовью. Пытались заняться любовью…

– Пап! – звенящим голосом говорит Руби. – Ты бы глаза открыл!


Свенсон напрасно так волновался насчет повторного визита в «Компью­тер-Сити». Здесь все переменилось до неузнаваемости. Он минут пять ищет, где бы припарковать машину. Пустырь перед магазином заполони­ли деловито снующие туда-сюда покупатели, они толкают перед собой тележки, коляски с младенцами, шумно что-то обсуждают, спорят, успо­каивают ревущих детей. Свенсон замечает малыша, усердно колотящего по стопке коробок с дискетами. Тот, увидев, что Свенсон обратил на не­го внимание, на секунду замирает, но тут же возвращается к своему заня­тию.

То, что здесь все по-другому, не имеет никакого отношения ни к Ан­джеле, ни к Руби. Они с Анджелой приезжали в будний день утром, а се­годня суббота, да еще после Дня благодарения – лучший в году день для покупок.

Руби останавливается у входа, мрачно уставившись на толпу. Свен­сон направляется к отделу компьютеров, она тащится в нескольких мет­рах позади. Для нее само собой разумеется, что он, взрослый, знает, ку­да идти, а он и на самом деле знает, но по совсем другой причине. Она оглядывает ряды клавиатур, мониторов, но не может сосредоточиться, не может заставить себя выбрать. Ну просто аутистка какая-то, думает Свенсон.

Проходит несколько тягостных минут. Продавцы либо заняты, либо нарочно их не замечают. Наконец появляется нервический молодой че­ловек. Он, похоже, побаивается Руби – существо противоположного по­ла, и это чувство явно взаимно. Она понятия не имеет, чего хочет, что ей нужно, что обозначают эти непонятные ряды цифр. Свенсон вспоми­нает, как Анджела бодро чирикала про гигабайты и RAM. Почему Руби ничего этого не знает?

Руби глядит на паренька, потом на Свенсона. Она вот-вот разрыдает­ся. Даже застенчивый продавец неуклюже пытается ее утешить. Ласко­во, по-братски, и Свенсон понимает: никак не для того, чтобы зарабо­тать побольше комиссионных, а исключительно чтобы не дать Руби у них на глазах рассыпаться на кусочки. Он показывает ей компьютер, ко­торый, по его словам, вполне может удовлетворить всем ее нуждам – будто она знает, каковы ее нужды, и сумела выразить это словами. В спи­ске самых дешевых эта машина стоит третьей. Свенсон готов обнять парня, но понимает: это только усугубит неловкость ситуации.

Каким-то образом им удается с минимумом неудобств оформить по­купку, и они пристраиваются в хвост длиннющей очереди в кассу. Когда он приезжал сюда с Анджелой, никакой очереди не было. Продавец взял кредитную карточку Анджелы и куда-то упорхнул, Анджела бродила по залу и разглядывала компьютеры, а Свенсон наблюдал за ней. Карточку тут же принесли обратно, и Анджела расписалась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза