Тогда все опустились на четвереньки и принялись старательно спускаться по раскаленным от солнца камням, двигаясь быстро, чтобы успеть окружить карибу. Но ветер дул им в спины, и карибу легко спускался по склону, иногда немного смещаясь на север или пощипывая траву. Он все с большим интересом оглядывался на своих преследователей, словно недоумевая, почему они все еще продолжают этот фарс. Ниргал и сам начинал недоумевать. И он явно не был в этом одинок: скептицизм карибу заразил их всех. Охотники пересвистывались в разных тональностях, подавая сигналы: было ясно, что во мнениях относительно стратегии возникло расхождение. Ниргал понял, что охота была делом непростым и нередко заканчивалась ничем. Вероятно, они и не были хорошими охотниками. Их припекало на камнях, они не ели как следует уже пару дней. Такие ситуации были частью их жизни, но сегодняшний день выдался слишком скверным, чтобы получать от этого удовольствие.
Когда они прошли еще немного, восточный горизонт как будто раздвоился: это им открылся залив Хриса со своей сияющей голубой гладью. Но до него было еще далеко. И пока они продолжали спускаться за карибу, море занимало все бо́льшую часть их обзора. А Большой Уступ имел здесь такой резкий уклон, что, даже несмотря на крутой изгиб Марса, залив Хриса был виден на многие километры вперед. Море, голубое море!
Возможно, им удастся поймать карибу у воды. Но тот сейчас все больше уклонялся на север, смещаясь поперек склона. Они карабкались вслед за ним, а когда преодолели небольшой гребень, им открылся прекрасный вид до самой береговой линии. Воду обрамляла кромка зеленого леса, из-под деревьев выглядывали маленькие белесые строения. На утесе возвышался маяк.
Они продолжили путь на север, и вскоре изгиб побережья протянулся до горизонта. Сразу за местом, где начинался изгиб, раскинулся прибрежный город, уместившийся в бухту в форме полумесяца на южной стороне того, что, как они теперь увидели, было проливом или, точнее, фьордом: узкий проход с противоположной стороны встречал стену еще более крутую, чем тот склон, по которому спускались они. Три тысячи метров красной скалы выпирали из воды, образуя утес такой величины, словно это был край целого материка. На нем виднелись горизонтальные полосы, глубоко высеченные ветрами, обдувавшими его миллиарды лет. Ниргал вдруг понял, где они очутились: этот массивный утес был выходящим к морю уступом полуострова Шаранова, фьорд – фьордом Касэя, а город в гавани – Нилокерасом. Длинный же путь они проделали!
Пересвистывания между охотниками стали громче и выразительнее. Примерно половина из них уселась на склон. Ряд голов возвышался над камнями, и они переглянулись друг с другом, словно всех одновременно посетила какая-то идея. А потом все встали и пошли в сторону города, бросив охоту и позволив карибу беспечно щипать свою траву. Через некоторое время бросились бегом, крича и смеясь, оставив носильщиков и раненого мальчика позади.
Но все-таки подождали их внизу, под высокими хоккайдскими соснами, росшими в предместье. Когда группа с носилками подоспела, они спустились мимо сосен и садов к городским улицам. Шумной толпой они миновали опрятные домики с окнами, выходящими на гавань, и пришли прямо к врачебному пункту, словно заранее знали, куда идти. Оставив там раненого юношу, отправились в общественные бани. А быстро искупавшись, двинулись в сторону доков, где заняли три или четыре смежных ресторана, возле которых были выставлены столики, прикрытые зонтами, и висели ряды ярких лампочек. Ниргал сел за столик рыбного ресторана в компании подростков. Спустя некоторое время к ним присоединился и раненый, с перевязанными коленом и голенью. Они много ели и пили – креветки, моллюски, мидии, голец, свежий хлеб, сыры, крестьянский салат, несколько литров воды, вино, узо. Все было в таком избытке, что, закончив, они вышли, пошатываясь, пьяные и с упругими, как барабаны, животами.
Затем некоторые из них отправились в то место, которое женщина-мясник называла «их гостиницей», чтобы сразу лечь. Остальные же прохромали мимо зданий к близлежащему парку, где после оперы Тиндэлла «Филлис Бойл» должны были начаться танцы.
Ниргал растянулся на траве в парке, среди собравшейся толпы. Как и остальные, он был восхищен способностями певцов и чистейшим буйством оркестра Тиндэлла. Когда опера закончилась, оказалось, что некоторые из их группы успели переварить пищу и были готовы танцевать. Присоединился к ним и Ниргал, а спустя час танцев он сам заиграл музыку, вместе с другими участвующими зрителями. И он пробарабанил с ними до тех пор, пока все его тело не стало гудеть, как эти магниевые барабаны.
Но он все же слишком обильно поел, и, когда его группа стала возвращаться в гостиницу, решил уйти с ними. Когда они возвращались, кто-то из прохожих бросил:
– Гляньте на диких, – или что-то в этом роде.
Копьеметатель тут же взвыл и вместе с парой молодых охотников пригвоздил прохожего к стене.