Голубой молоточек. Охота за сокровищами (СИ)

Это был квартал второразрядных гостиниц, частных домов, врачебных кабинетов и зданий, частично приспособленных под конторы. У меня сложилось впечатление, что построенная в самом центре города современная больница — окна придавали ей сходство с гигантскими сотами — поглотила значительную часть жизненных сил этого квартала.

Дом Джонсонов пребывал в еще более запущенном состоянии, чем другие здания. Некоторые доски уже начали отставать, краска на стенах давно облупилась. Он стоял, серый, высокий, посреди небольшого садика, поросшего пожелтелой травой и сорняками.

Я кулаком постучал в дверь, снабженную заржавевшей сеткой от насекомых. Дом медленно, нехотя начинал пробуждаться к жизни: на лестнице послышались тяжелые, шаркающие шаги.

Толстый пожилой мужчина отворил дверь и уставился на меня сквозь металлическую сетку. У него были седые сальные волосы и короткая растрепанная борода.

— В чем дело? — спросил он недовольным тоном.

— Я бы хотел повидаться с Фрэдом.

— Не знаю, дома ли он. Я тут было задремал. — Он наклонился ко мне, приблизив лицо к сетке, и я почувствовал запах винного перегара. — А что вам нужно от Фрэда?

— Хочу поговорить с ним.

Он смерил меня с ног до головы взглядом своих маленьких, налитых кровью глаз.

— О чем вы собираетесь с ним говорить?

— Я бы предпочел сказать ему об этом сам.

— Скажите лучше мне. Мой сын — очень занятой молодой человек. Его время ценно. Он эксперт. — Последнее слово он произнес с нескрываемым восторгом.

Я пришел к выводу, что у старика кончились запасы вина и он не прочь сорвать с меня малую толику. Из-за лестницы вышла какая-то женщина в форме медсестры. Движения ее были исполнены достоинства, но голос оказался пискливым и детским.

— Я поговорю с этим господином, Джерард. Тебе не обязательно морочить свою бедную голову делами Фрэда.

Она прикоснулась ладонью к его заросшей щеке, проницательно заглянула в глаза, словно врач, ставящий диагноз, и легким шлепком отправила старика прочь. Не вступая в препирательства, он покорно направился в сторону лестницы.

— Меня зовут Сара Джонсон, — объявила она. — Я мать Фрэда.

Ее зачесанные назад седеющие волосы открывали лицо, выражение которого, как и у мужа, скрывалось под жировой маской. Белый халат, тесно облегающий массивную фигуру, был, однако, чист и опрятен.

— Фрэд дома?

— Кажется, нет. — Поверх моего плеча она глянула на улицу. — Не видно его машины.

— А когда он будет?

— Трудно сказать. Фрэд учится в университете. — Она огласила этот факт таким тоном, словно в нем заключалась вся соль ее жизни. — Часы занятий постоянно меняются, а кроме того, он еще по совместительству подрабатывает в музее. Его часто туда вызывают. Я могу быть чем-нибудь вам полезна?

— Возможно. Могу я войти?

— Я выйду к вам сама, — решительно отозвалась она. — Наш дом ужасно выглядит. С тех пор как я возобновила работу, у меня нет времени содержать его в порядке.

Она извлекла массивный ключ, торчавший в замке изнутри, и, выйдя, заперла дверь снаружи. У меня возникло подозрение, что на время запоя она запирает мужа в доме.

Затем миссис Джонсон вместе со мной спустилась с крыльца и окинула взглядом облупившийся фасад.

— Снаружи на него тоже не стоит смотреть. Но делать нечего. Он принадлежит клинике, как и все остальные дома. На будущий год их собираются сносить. Вся эта сторона улицы будет переоборудована под автостоянку. — Она вздохнула. — Где мы будем жить — одному Богу известно. Квартирная плата постоянно растет, а мой муж, в сущности, инвалид.

— Я очень сожалею.

— Это вы по поводу Джерри? Да, я тоже сожалею. Когда-то он был сильным, крепким мужчиной. Но некоторое время назад перенес сильное нервное потрясение — еще в войну — и так и не пришел в себя. Ну и конечно, чересчур много пьет. Впрочем, не он один, — добавила она задумчиво.

Мне нравилась открытость этой женщины, хотя она производила впечатление человека жесткого и сурового. Мне вдруг пришла в голову смутная мысль: почему мужья медсестер столь часто становятся инвалидами?

— Итак, могу я узнать, в чем дело? — спросила она уже другим тоном.

— Собственно, никакого особого дела нет. Просто мне хотелось побеседовать с Фрэдом.

— О чем?

— Об одной картине.

— Ну что ж, это его профессия. Фрэд может сказать вам о картинах все, что вы захотели бы узнать. — Внезапно миссис Джонсон оставила эту тему, будто она вселяла в нее тревогу, и спросила уже иным, тихим и неуверенным голосом: — У Фрэда какие-то неприятности?

— Надеюсь, что нет, мэм.

— Я тоже на это надеюсь. Фрэд — порядочный мальчик. Он всегда таким был, я знаю. Ведь я его мать. — Она окинула меня долгим, подозрительным взглядом: — Вы полицейский?

Когда был помоложе, я работал в полиции, и вероятно, человек, одаренный нюхом на представителей власти, мог и сейчас это заметить, но на сей случай я припас соответствующую историю.

— Я журналист и собираюсь писать статью о художнике по имени Ричард Чентри.

Неожиданно она вся будто окаменела, словно почуяла невидимую опасность.

— Понимаю.

— Говорят, ваш сын — специалист по его творчеству?