Голубой молоточек. Охота за сокровищами (СИ)

Мне пришлось несколько раз постучать в дверь квартиры номер триста четыре. Девушка, отворившая дверь, казалась уменьшенной копией матери. Она была красивее, но выглядела менее решительной и уверенной в себе.

— Мисс Баймейер?

— Да. В чем дело?

Она устремила взгляд в какую-то точку, расположенную прямо над моим левым плечом. Я невольно отвел в сторону корпус и оглянулся, ожидая удара, но там никого не оказалось.

— Можно войти и поговорить с вами?

— Мне очень жаль, но в данный момент я предаюсь медитации.

— В чем же состоит суть вашей медитации?

— Я пока сама толком не знаю. — Она потихоньку рассмеялась и коснулась пальцами висков, приглаживая светлые, прямые, как шелк, волосы. — Еще ничего не пришло в голову. Не материализовалось, понимаете?

Она смахивала на человека, который и сам еще не вполне материализовался. Светлые волосы ее были почти прозрачными; она слегка покачивалась, словно висящая на окне занавеска. Затем потеряла равновесие и тяжело облокотилась о косяк двери.

Я схватил ее за руки и вернул в вертикальное положение. Ладони у нее были холодные, и она казалась немного ошеломленной. Я подумал — что бы это она могла пить, глотать или вдыхать?

Поддерживая, я ввел ее в маленькую гостиную, противоположная дверь которой выходила на балкон. Комната была меблирована весьма скромно, даже убого: несколько жестких стульев, небольшая железная кровать, карточный столик, несколько плетеных циновок. Единственным декоративным элементом была бабочка из красной гофрированной бумаги, натянутой на проволочный каркас. Почти такого же размера, как ее хозяйка, она висела на шнурке, привязанном к вбитому в центр потолка крюку, и медленно поворачивалась вокруг своей оси.

Девушка присела на одну из лежавших на полу циновок и подняла глаза на бумажную бабочку. Прикрыв ноги длинной хлопчатобумажной рубашкой, которая, видимо, составляла ее единственное одеяние, она безуспешно пыталась принять позу лотоса.

— Это ты сделала бабочку, Дорис?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет. Я не умею делать такие вещи. Это декорация с моего выпускного бала. Матери пришла идея повесить ее здесь. А я ненавижу эту бабочку. — У меня было такое ощущение, что ее тихий, слабый голос не совпадает с движениями губ. — Я плохо себя чувствую.

Я присел рядом с ней на одно колено:

— Что ты принимала?

— Только несколько таблеток от нервов. Они помогают мне в медитации.

Она снова принялась управляться со своими ногами, пытаясь сложить их в нужном положении. Ступни у нее были грязные.

— А что это за таблетки?

— Такие красные. Всего две. Все из-за того, что со вчерашнего дня у меня не было ни крошки во рту. Фрэд обещал принести мне что-нибудь из дому, но, наверное, мать ему не разрешила. Она не любит меня… Ей хочется, чтобы Фрэд принадлежал только ей одной. — Потом добавила тем же мягким, тихим голосом: — Пусть идет к дьяволу и совокупляется с пауками.

— Ведь у тебя есть собственная мать, Дорис.

Она опустила ступни и села, выпрямив ноги и прикрыв их своей длинной рубахой.

— И что из того?

— Если ты нуждаешься в еде или помощи, почему ты не попросишь у нее?

Она неожиданно резко тряхнула головой, так что волосы упали ей на глаза и губы. Сердитым движением обеих рук она откинула их назад жестом человека, срывающего с лица резиновую маску.

— Мне не нужна такая помощь. Она хочет лишить меня свободы, упрятать в четырех стенах и выкинуть ключ. — Дорис неуклюже приподнялась, встала на колени, и ее голубые глаза очутились вровень с моими. — Вы шпик?

— Ну что ты!

— Правда нет? Она пригрозила, что напустит на меня шпиков. Я почти жалею, что она этого не сделала — я могла бы им порассказать кое о чем. — Она с мстительным удовлетворением кивнула головой, энергично двигая своим нежным подбородком.

— К примеру, о чем?

— К примеру, о том, что единственное, чем они с отцом занимались всю жизнь, были ссоры и скандалы. Они построили этот огромный, мерзкий, отвратительный дом и беспрерывно ели друг друга поедом. Разве что временно не разговаривали друг с другом.

— А из-за чего они ссорились?

— Из-за какой-то Милдред, это в частности. Но главная проблема в том, что они не любили друг друга… и не любят… и из-за этого злятся. И на меня они тоже злились, по крайней мере, так можно было заключить по их поведению. Я не очень отчетливо помню сцену, которая разыгралась, когда я была еще совсем маленькая. Помню только, что они орали друг на друга над моей головой, они были совершенно голые и вопили, как сумасшедшие великаны, а я стояла между ними.

И еще помню, что у него торчал член, наверное, в фут длиной. Она взяла меня на руки, отнесла в ванную и закрыла дверь на ключ, а он выломал дверь плечом. Потом долго ходил с рукой на перевязи. А я, — добавила она тихо, — с тех пор хожу с душой на перевязи.

— Таблетки тебе не помогут.

Она зажмурила глаза и выпятила нижнюю губу, словно ребенок, который вот-вот расплачется.

— Никто не просил вашего совета. Вы ведь шпик, да? — Она втянула носом воздух. — Я чувствую, как от вас воняет грязью. Грязью человеческих тайн.