Голубой щенкен (СИ)

Пару недель спустя Катэ коротал время в заброшенном баре. Его владелец, должно быть, уже покинул планету, даже не потрудившись забрать с собой немало дорогих напитков со всех концов Галактики. После налёта Злоя последние предприниматели Лутрина распрощались с надеждами продать своё добро даже за бесценок и разлетелись по своим планетам. А когда стало очевидно, что этой колонии пришёл конец, ушли и оставшиеся рабочие, учителя и обслуживающий персонал.

Вот уже третий день как Катэ был последним иноземцем на Каноде. Да и он уже собирался уезжать, не дожидаясь приказа об освобождении от должности. Складывалось ощущение, что на Фелоде и вовсе позабыли о существовании этой колонии, да и о самом Катэ. Впрочем, винить их в этом даже язык не поворачивался. Но если не их, то кого? Себя? Вот уж точно не хотелось бы!..

Но всё же Катэ не мог полностью отмахнуться от ответственности за феерический провал возрождения Лутрина, за которое столь самоуверенно поручился. Это сильно било по самооценке. Да, должно быть, именно поэтому ему было так паршиво с того самого дня…

Аж сам себе удивлялся: в былые времена он не мучил себя угрызениями совести и за куда большие прегрешения. И как только он успел превратиться в полнейшее ничтожество за несчастные пять лет?.. Видимо, не зря говорят, что стоит изолировать фелодца от себе подобных, как от всей этой фелодщины не останется и следа.

Катэ бросил взгляд на зеркало напротив барной стойки. На него смотрел усталый немолодой фелодец с безжизненно-белыми глазами, волосами и даже усами. Перенятый от Голубчика пигмент уже полностью выцвел…

Устало вздохнув, Катэ подозвал роботизированного бармена. К сожалению, большая часть напитков этого бара представляла собой простой алкоголь, популярный среди землян и ещё пары-тройки народов. Для фелодцев спирт — всего лишь сладкий сироп. Слегка бодрящий, быть может, но сейчас хотелось обратного эффекта, чтобы перестать тревожиться о том, чего уже не изменить. Поэтому он заказал уже третий бокал «Валерьянки» — популярного среди фелодцев коктейля, давно запрещённого на родине. Возможно, уже и лишний, но сейчас хотелось поскорее забыться…

Однако не успел он отпить и половины, как со стороны дверей раздался громогласный мужской голос:

— Ну, наконец-то! Открытый бар! Какое счастье!

Катэ не без труда обернулся, и его глаза вмиг поменяли цвет: левый окрасился голубым, а правый — розовым. В дверях стоял… кажется, это был землянин?.. Причём, без преувеличения, самый странный из всех, кого ему доводилось встречать — включая того пирата. Долговязый, под два метра ростом, этот мужчина средних лет с приветливой улыбкой направился к барной стойке, опираясь на сложенный зонт, как на трость.

— Доброго утречка, — улыбнулся ему незнакомец, добродушно прищурив голубые глаза.

Присев на соседний стул, он принялся поправлять свои длинные рыжие волосы, собранные в хвост, которые были, пожалуй, самым малопримечательным элементом его образа. На остальное же смотреть было просто физически больно.

Начиная с нелепой розовой шляпы, обвязанной ярко-голубой лентой, продолжая дичайше пёстрым костюмом с бордово-лазурной цветочной вышивкой и излишне — совершенно излишне! — ярким голубым воротником и заканчивая ужасающими брюками с разноцветными штанинами — одна голубая, вторая розовая!.. Их «идеально» дополняли ботинки противоположных цветов. Даже розовые и голубые пуговицы на одежде мужчины чередовались так, чтобы ненароком не коснуться ткани недостаточно противоположного оттенка.

Можно было подумать, что любые другие цвета оскорбляли его до глубины души. Словно они были способны нарушить эту кропотливо воссозданную идиллию цветового диссонанса. И даже розовые и голубые тона были обязаны чередоваться как можно чаще, создавая абсолютно нестерпимый контраст несочетаемых оттенков.

— Вы кто такой? — спросил Катэ, с трудом сдерживаясь, чтобы не зажмуриться.

— Я моряк! Моряк Бывалый, — с гордостью представился пёстрый тип, протянув руку по старому земному обычаю.

Катэ, только начавший отходить от его вида, вновь застыл в недоумении. Какой ещё моряк?! На Каноде и морей-то нет!

— «Бывалый?» Это что, кличка? — с подозрением спросил он, но руку всё же пожал. Некоторые земляне становились непредсказуемыми, когда их традициями пренебрегали.

— Фамилия, — уточнил землянин, не прекращая улыбаться ни на секунду. — Друзья зовут меня Робин. Но прежде, чем мы станем друзьями, могу я узнать ваше имя, милейшая киса?

Этот тип с каждым словом раздражал всё сильнее. Обращение «милейшая киса» и вовсе вводило в ступор. Но не представиться было бы грубостью.

— Катэ, губернатор Каноды.

— О, вы-то мне и нужны! — глаза Бывалого тут же загорелись азартом. — Скажите, к вам недавно не обращался пират по имени Злой?

В ином состоянии Катэ вряд ли стал бы отвечать на вопросы незнакомца, однако «Валерьянка» немного снижала способность трезво оценивать риски.

— Ну, допустим, обращался, — вздохнул Катэ, залпом допив остаток. — А в чём дело?