Голубой велосипед

Лоран выглядел ошарашенным и недовольным. Таким бывал отец, когда она совершала какую-нибудь глупость. Что особенно удивительного она сказала? Ведь не мог же он не догадываться, что она в него влюблена, раз он за ней ухаживал, а она эти ухаживания принимала? Почему он молчит? Он улыбнулся. "Фальшиво", – подумала она.

– …Ничто не доставляет мне большую радость, чем твоя дружба, моя маленькая Леа…

О чем он говорит? О какой еще дружбе?

– …твои ухажеры начнут ревновать…

Что такое он несет? Я же призналась ему в любви, а он мне говорит о воздыхателях?

– Лоран, – воскликнула она. – Перестань меня поддразнивать. Я тебя люблю, и ты это знаешь. И тоже меня любишь.

Пахнувшие табаком пальцы прикоснулись к ее губам.

– Леа, замолчи. Не надо говорить вещей, о которых потом пожалеешь.

– Никогда, – выкрикнула она, отталкивая прижатую к ее губам руку. – Я тебя люблю и хочу. Я желаю тебя столь же сильно, как и ты меня. Посмей только возразить, посмей сказать, что меня не любишь!

Леа никогда не забыть потрясенного лица Лорана. Казалось, перед ее взором рождается и одновременно исчезает целый мир. За обладание этим созданным для спокойной, безоблачной любви умом сцепились радость и страх.

В те мгновения красота Леа была поразительной. Все в ней ждало поцелуя: и растрепавшиеся от гнева волосы, и оживленное лицо, и сверкающие глаза, и припухшие губы.

– Отвечай. Ведь ты меня любишь, не так ли?

– Да, люблю, – с трудом прошептал он.

От озарившей ее радости Леа стала еще прекраснее.

Молодые люди обнялись, а их губы сомкнулись в пугающе жадном поцелуе. Вдруг Лоран оттолкнул ее. С полуоткрытым влажным ртом Леа изумленно на него посмотрела.

– Леа, мы сошли с ума. Забудем об этом.

– Нет, я тебя люблю и хочу выйти за тебя замуж.

– Я же должен жениться на Камилле.

Растерянно глядевшие на него фиолетовые глаза постепенно темнели.

– Но ты же меня любишь! Если брак тебя пугает, давай уедем. Хочу только одного – жить с тобой.

– Это невозможно. Отец объявил о моей помолвке с Камиллой. Если я порву помолвку, это убьет их обоих.

Леа ударила его в грудь кулаком.

– А ты не боишься, что умру я?

Эта фраза заставила Лорана улыбнуться. Он взял Леа за плечи и, покачивая головой, сказал:

– Нет, только не ты. Ты сильная, тебя ничто не может задеть. Есть в тебе инстинкт жизни, которого совершенно лишены Камилла и я. Мы принадлежим к слишком древнему роду. Наша кровь оскудела, наши нервы изношены. Мы нуждаемся в покое наших библиотек… Нет, дай мне высказаться. Камилла и я похожи, мы одинаково рассуждаем, любим один и тот же строгий, посвященный знанию образ жизни.

– И я тоже люблю учиться.

– …Конечно, – продолжал он устало. – Но тебе очень скоро со мной наскучит: ты любишь танцевать, любишь флирт, шум, свет, все, что я не переношу…

– Разве ты не флиртовал со мной?

– Нет, не думаю. Моя ошибка в том, что я слишком часто с тобой встречался, слишком часто оставался с тобой наедине…

– …и заставил меня поверить в то, что влюблен.

– Этого я не хотел. Мне доставляло столько удовольствия видеть, как ты живешь… такая свободная, такая гордая… такая прекрасная… я был спокоен, совершенно не думая о том, что ты способна заинтересоваться таким скучным человеком, как я.

– Никогда мне не было с тобой скучно…

– …я был признателен, что ты меня выслушиваешь. В тебе все славило самое естественное, что только есть в жизни.

– Но ты же меня полюбил, ты сам сказал.

– Я был не прав… Любить тебя – это любить невозможное счастье…

– Нет ничего невозможного. Нужно лишь немного дерзания.

Задумчиво, невидящим взглядом, Лоран смотрел на Леа.

– …Верно, немножко дерзания… А дерзости-то мне и не хватает.

В последние минуты Леа физически ощущала, как в ней нарастает волна гнева. Черты ее лица обострились, и она выкрикнула:

– Вы трус, Лоран д'Аржила! Вы меня любите, признаетесь мне в этом и позволяете, чтобы меня перед всеми унижали. Вы предпочитаете мне недотрогу, скверно сложенную и некрасивую, которая наградит вас кучей крикливых и уродливых ребятишек.

– Замолчи, Леа. Не говори так о Камилле.

– Так я и испугалась! Чем тебя завлекла эта курица? Разве что ты любишь ее подавленный вид, се взгляды исподлобья, скучные мины, тусклые волосы…

– Леа, пожалуйста…

– Почему ты заставил меня поверить в твою любовь?

– Но, Леа…

В своем озлоблении она была не способна признать, что Лоран никогда не переступал границ дружбы. К тому же к гневу примешивалась досада на то, что ее отвергли. Бросившись на него, она с размаху отвесила ему пощечину.

– Ненавижу тебя…

На бледном лице молодого человека появилось красное пятно.

Сама грубость жеста успокоила Леа, но она оставалась в плену захлестнувшего ее отчаяния. Опустившись на пол и прижавшись лбом к гроту, спрятав лицо в сложенных руках за распущенными волосами, она разразилась рыданиями.

Лоран смотрел на нее с выражением глубочайшей грусти. Он приблизился к вздрагивавшей от горя девушке, чуть прикоснулся пальцами к ее мягким волосам, а затем повернулся и вышел. Дверь мягко захлопнулась.