Голубые дороги

Губенко — нелюдим, замкнут. Иногда эти чудачества он объясняет своей личной загруженностью, самостоятельной работой над собой. У него нет друзей, есть лишь небольшой круг единомышленников. В него он вовлек и нашего дорогого Ивана Фролова, чуть–чуть не ставшего жертвой правонарушений Губенко. А не покажется ли вам странным еще и такой факт: он женат на самой красивой и самой уважаемой женщине нашего города. Почему вдруг она избрала его, явно недостойного себе? Он подло обманул ее, создал условия, при которых она была вынуждена выйти за него. Он добивался этого особенно усердно, когда узнал, что она является родственницей нашего командира Иванова. Кстати, ее бывшая фамилия тоже Иванова…

С задних рядов резко крикнул Петренко:

 — Я не прошу, я беру слово. — Петренко сильно волновался. Громадный, он шагал через весь зал, всей своей мощью демонстрируя воинственность. — Мне чудится, что дело тут липовое, организованное недругом либо дураком. Тихо! Я защищаю не Губенко, не его честь, она, кстати, не замарана, я защищаю советскую авиацию, право летчика на эксперимент, на безграничную перспективу в боевом отношении. Он, Губенко, борется не за себя. Он великий летчик. Он еще это докажет не раз, его узнает вся наша страна.

Тут говорили: Губенко мешает боевой работе. Мешает? Если он лучше всех нас летает — значит, мешает! Не понимаю, вот убейте, не понимаю я. В чем же тогда суть ударнического движения, что же значит быть лучшим летчиком? Губенко защищал честь нашей части на окружном соревновании и занял второе место, уступив уже признанному мастеру воздушных атак Серову.

Губенко первым у нас освоил технику пилотирования на малых высотах. Разве он кому‑нибудь отказал в помощи? У нас тут ходили слухи, что чем больше скорость истребителя, тем труднее летать. Губенко первым разбил это вредное утверждение. Еще недавно кони могли обогнать аэроплан… Антон хочет обогнать птицу, а потом уж и звук…

Поднялся шум: «Молодец!..», «Опять прожектерство»…

Петренко выждал, поднял руку:

 — А теперь о женщинах. Тут Пекарский утверждает свое право судить о жене Губенко. Она, видите ли, предпочла ему Губенко. Это также говорит в пользу Антона. Теперь о фамилии нашего командира. Да, наш командир состоит в родстве с Ивановыми. И вот почему. Люто дрались наши партизаны с японскими самураями на Дальнем Востоке. В одном бою был ранен молодой хлопчик. Ранен тяжело, смертельно, можно сказать. Никто спасти не может, доктора в отряде нет. И вот тогда машинист паровоза Дмитрий Карпович Иванов увозит мальца на паровозе в город, занятый японцами, подвергая свою большую семью опасности — у него было восемь детей, — и размещает у себя дома. Выхаживали его пять месяцев и выходили. Вошел в строй человек, дрался на фронте, стал комиссаром и командиром. Это был наш командир. Взял командир фамилию Иванова в знак благодарности за спасение, обещал ее не посрамить. И не посрамил. Очень гордился Дмитрий Карпович своим подопечным. Но вот беда, два часа назад от ран гражданской войны Дмитрий Карпович скончался…

 — Пусть Губенко говорит! — закричали с мест.

Антон встал. Бывают же такие дни, когда жизнь сваливает в кучу все беды и печали многих месяцев. На него все смотрят, он чувствует их взгляды. Ему никак нельзя поддаваться слабости.

 — Мне, — тихо сказал Антон, — видимо, не пристало отрицать недостатки, мне приписываемые. Легче признать их, согласиться с ними. Но я комсомолец, я люблю свою Родину, верю в безграничные возможности нашей авиации, поэтому не признаю критику справедливой. До тех пор, пока моя рука сможет удерживать штурвал, я буду в авиации, я буду совершенствовать ее тактику…

Через несколько месяцев он был отозван в Москву.

1934 год, май. Командир звена старший лейтенант Губенко приступил к службе в авиаэскадрилье. Первые дни и первые отзывы о тех днях, сохранившиеся в архивах.

«Наш новый командир Антон Алексеевич Губенко оказался человеком на редкость спокойным и уравновешенным. Чувствовалась внутренняя собранность, твердая воля. Мы еще не видели, как он летает, но уже слышали о его мастерстве.

Началась проверка техники пилотирования. С каждым полетом мы мрачнели, чувствуя, как этот дальневосточник превращает нас в учеников–приготовишек, несмотря на то что мы были летчиками второго года службы. Губенко взялся за нас с подлинным творческим энтузиазмом. Б. Смирнов, Герой Советского Союза».

IV

Новый, 1935 год Губенко встречал вместе со своим наставником, известным стране летчиком капитаном Серовым. В большом двухэтажном доме собрались летчики и конструкторы, испытатели, экспериментаторы. Эти люди были гордостью советской авиации, ее цветом, надеждой, и они делали все, чтобы повысить боевую мощь советского воздушного флота.