Голубые дороги

 — Не было у нас умного человека, а теперь есть. Вот — Антон Алексеевич Губенко! Полюбуйтесь, — пошутил Иван Фролов, затем продолжал серьезно: — Мы у тебя, Антон, вовсе не потому, что ты получил взыскание и тебя надо развлечь. Ты прав: нам надо больше летать, надо усложнять программу, больше вводить боевых элементов. На Дальнем Востоке неспокойно, война может разразиться в любую минуту…

 — Правильно, Иван Константинович, — подхватывает Губенко. — Мы должны летать в любую погоду, в любых условиях, в любое время суток. А мы боимся ночи, как кисейные барышни. Ведь ночь — это гарантия успеха! Но тут есть, на мой взгляд, необходимое условие — уметь летать на бреющем. Поэтому совсем не для эффекта избрал я бреющие полеты! Но чтобы хорошо летать у самой земли, нам нужна «воздушная акробатика». Рискованная фигура у земли получится тогда, когда прочувствуешь ее на высоте.

В этот вечер Антон Губенко пришел к убеждению: необходимо научиться летать ночью! Одержимый безграничной любовью к небу, он доверял не поверхностной интуиции, не хлесткому бесшабашию, а глубоким знаниям, постоянным тренажам, упорству и трудолюбию…

К Губенко росло уважение, росло и недоверие. А Антон жаждал «боя». Ну что ж, решил командир эскадрильи, получай!

Командир эскадрильи Бирбуц, старый опытный летчик, суровый характером, отличался грубоватым бесстрашием и презрением к мелочам. Он даже летал всегда без защитных очков, считая это излишней нежностью. Бирбуц, прежде чем разрешить ночные полеты настырному летчику, лично «свозил» его на короткую ночную прогулку как пассажира.

И вот самостоятельный вылет — тот момент, к которому упорно стремился Губенко! Линия взлета обозначена кострами. Мотор набирает обороты, вдруг брызжет целым каскадом искр! Сердце невольно вздрагивает. Хотя такие хвосты искр — явление обычное, только днем оно проходит не так заметно.

Самолет пролетел костры и попал в совершенную тьму. Ничего, кроме освещенной кабины. Потом на земле стали появляться огоньки. Мысленно представляя карту местности, Антон отмечал: вокзал, дорога. Затем огоньки исчезают, и снова темнота. Черное небо, яркие звезды, как в театре на темном заднике. Для пилота небо неразрывно связано с землей. Он уносит ее с собой и чувствует, ощущает каждую минуту. Горы, леса, строения. Все это поглотила ночь, все, но все это существует, живет в воображении. Иначе нельзя: может возникнуть клаустрофобия — боязнь одиночества, недоверие ощущениям, восприятию. Мозг должен работать на полную нагрузку…

Легкий крен. Прекрасно! Антон с радостью убеждается, что машина слушается хорошо. А теперь маленькую бочечку. Ура! Какая ночь! Можно позволить чуть–чуть акробатики — и никто не увидит.

Уже первый ночной полет принес Губенко известность. Дал право добиваться новых исключений из инструкции. Однако он принес и неприятности. Об этом Антон никому не говорил. А произошло вот что. Снижаясь на малом газу, находясь уже в освещаемой полосе, Губенко вдруг Увидел темный силуэт самолета, который шел поперечным курсом, и где‑то у посадочного знака «Т» они должны были столкнуться. Что за диковина? Кто может ночью заходить на посадку поперек полосы? Срабатывает молнии–носная реакция: уходи в сторону! Но выполнить такой маневр у самой земли не просто! Надо резко увеличить обороты мотора. Пришлось сделать фантастический разворот, который в другой, спокойной обстановке, имея время на раздумья, он просто не рискнул бы сделать. Машина с невообразимым стоном, едва не касаясь крылом земли, медленно ушла в сторону.

Так как это происходило над аэродромом, присутствующие на полетах летчики, техники, мотористы приняли это замысловатое акробатическое па за очередную выходку Антона. В то время слыть воздушным лихачом было не так уж зазорно. О лихачах слагали небылицы, их окружали ореолом славы, им подражали, они становились кумирами молодежи. Среди таких летчиков, проявивших удивительное мужество и мастерство, было немало любителей сенсационной популярности, бесшабашной лихости и неблагоразумного риска. Антон Губенко не относился к числу таких людей. Он был новатором, экспериментатором, человеком поиска, стремившимся соединить технические возможности самолета с тактической необходимостью боя. Он тоже рисковал, во многом был первым, но каждый свой новый полет он готовил так же тщательно, как ученик очередную контрольную работу.

Губенко не был воздушным лихачом, но он еще и не постиг всех тайн летного мастерства, хотя непостижимый его разворот был встречен восклицаниями. Антона поздравляли, называли «лихачом первого класса», «циркачом», «акробатом» и еще как‑то. Никто даже не подозревал истинной причины происшествия: Губенко испугался тени собственного самолета! Даже Бирбуц, который незамедлительно явился и крепко отругал за лихачество.