Голубые молнии

— Учтите, гвардейцы, — сказал он еще в самом начале. — в нашем деле порой несколько секунд сберегают людям жизнь, Я приведу пример военных лет — подполковник Сергеев рассказывал. Неожиданно враг, ночью просочившись через линию фронта, атаковал расположение нашего подразделения, охранявшего мост. С момента. когда часовые открыли огонь, и до момента, когда, смяв их, противник окружил бараки, прошли буквально считанные секунды. В бараки полетели гранаты — все было взорвано и сожжено. Но люди успели привести себя в готовность и выскочить раньше. Они залегли поблизости, открыли огонь и в конечном итоге ликвидировали нападение. Мост не пострадал. Достаточно им было задержаться на пятнадцать — двадцать секунд, и бараки стали бы для них могилой. Так что учтите. Гонять буду немилосердно, пока не достигнете в этом деле совершенства.

И гонял.

Особенно тяжело доставалось Ручьеву. Поначалу он вскакивал ошалевший, растерянный, за все хватался, бестолково метался, пока находил свое место.

А однажды после учебной тревоги не выдержал и сказал:

— Товарищ гвардии лейтенант, нельзя за такое время встать, одеться, взять оружие… Физически невозможно.

— Физически? — ядовито переспросил Грачев, — Это кто же, рядовой Ручьев, такие физические законы установил? Не вы ли? А ну-ка, Ньютон, шагом марш в сторону и смотрите. Держите секундомер. Держите, держите! Скомандуете «Подъем», нажмете кнопку.

Грачев подошел к койке Ручьева, неторопливо разделся, аккуратно сложил одежду и залез под одеяло. Он даже захрапел для большей наглядности. Взвод молча столпился вокруг. Потом, не прекращая храпеть, Грачев открыл один глаз и крикнул: «Ну!» Ручьев заорал: «Подъем!» — и пустил секундомер. То, что произошло затем, напоминало эпизод из фильма, снятого ускоренной съемкой.

Лейтенант Грачев вскочил и оделся с такой фантастической быстротой, что никто не успел опомниться, а он уже стоял руки по швам на том самом месте, где обычно должен был стоять гвардии рядовой Ручьев. Тот, раскрыв рот, наблюдал за своим командиром взвода, забыв остановить секундомер. Да этого и не требовалось — урок был слишком наглядным.

— Ой! — первым прореагировал Дойников. — Человек-невидимка! Был тут — стал там.

Остальные восторженно шумели.

— Вот так, гвардейцы, — заключил Грачев. — Будете вставать у меня еще быстрей. Ясно?

Это было вначале. Теперь же Ручьев, которого после того случая заело самолюбие и который иногда тренировался самостоятельно, пугая своим неожиданным подъемом и торопливым одеванием соседей, почти достиг совершенства. Только Щукин умудрялся быть впереди. Он, казалось, спал одетый, настолько быстро возникал в строю после сигнала.

Так было и на этот раз.

И вот уже рота стоит перед казармой. Офицеры заканчивают поверку. Негромкая команда: «Равняйсь, смирно, на-пра-во! Бегом марш!»

Через десять минут тупорылые машины выезжают за ворота городка…

До сих пор все привычно.

Более редко бывает то, что происходит дальше.

Десантников привозят на аэродром.

На взлетной полосе самолеты. Огней не нужно. Спокойный ледяной лунный свет заливает все кругом, а от снежных полей становится еще светлей.

Каждый давно знает свое место.

Приготовления к посадке недолги — теперь десантники в белых маскхалатах, на них парашюты, ранцы, оружие. Чего только нет в этих ранцах!

Черные сухари и концентраты. Котелки и ложки, спички и фонари, взрывпакеты и индивидуальные санпакеты, пилки, веревки… И еще у солдат фляги, лопатки, десантные ножи, пистолеты, автоматы. И еще радиостанции, пулеметы, ракеты, мины, приборы для радиационной и химической разведки.

Словом, невероятно много, неправдоподобно много уносит с собой десантник, десятки килограммов нацеплены, приторочены, уложены, прикреплены.

Все вещи не случайны. Годы проверок и учений, длительные исследования многих специалистов были потрачены на то, чтоб установить величину и вес лопатки, форму и тяжесть ножа, калорийность и количество продуктов. На то, как их уложить и как прикрепить.

Ничего из строго необходимого десантник не оставит на земле, ни одной лишней нитки не возьмет с собой в воздух.

Солдаты давно знают об этом. И не ворчат на тяжелый груз. Но одно дело знать, другое — испытать. Самому убедиться. Для того, между прочим, и проводятся подобные учения.

Это сейчас, они, толстые и неуклюжие, сидят, тесно прижавшись друг к другу, на узких скамейках. Эдакие ватные манекены, похожие в своих белых халатах на дедов-морозов без бороды и усов.

А на земле они окажутся другими. Распрямятся, как стальные пружины. Будет отброшено все лишнее, мгновенно разобраны и надеты лыжи. И люди станут быстрыми, ловкими, опасными, как черти, всесильными, как боги, неотразимыми, как нож в спину врага…

Это на земле.

Теперь же, убаюканные полетом, они неподвижно сидят. Есть что-то трогательное в их склоненных на грудь или на плечо соседа головах.

Куклы. Грозные куклы. Начиненные мощным зарядом. Словно дремлющие в люках до поры до времени безобидно-пузатые бомбы.