До самого выезда из Крыма состав шел почти без остановок. Двери не открывались, стало невыносимо душно. В вагоне, где оказался Камилл и его близкие, было двое-трое трезво видящих события мужчин. Они овладели ситуацией, успокоили особо нервных, разъяснили людям, - а было их в вагонной тесноте полсотни человек, - разъяснили необходимость придерживаться диктуемых чрезвычайной обстановкой норм поведения. Старшим в вагоне был объявлен Афуз-заде, отец Камилла.
Нужен был воздух. Выбили два маленьких окошка, находящихся под самой крышей вагона и тщательно заколоченных. Нашли в полу вагона доску, которую удалось немалыми усилиями отодрать. При желании через образовавшееся отверстие можно было выбраться и сбежать. Поэтому его замаскировали, и доску отодвигали только для отправления нужды, для тех же целей соорудили из простыни подходящую ширму.
Плохо было без воды. Какая-то еда была почти что у всех, с водой же нужно было что-то решать. Нашлось в вагоне два больших бидона, владельцам которых предоставили другую посуду, большие же ёмкости решили использовать как общественный водный резервуар. Надеялись, что где-то конвойные позволят набрать воды. Но только под вечер, вывезя состав за Перекоп, конвоирующие состав солдаты как особую милость предоставили людям возможность набрать воды, для чего от каждого вагона было выделено два человека. В каждом вагоне нашлись ведра или бидоны и люди сумели сделать небольшие запасы.
Кормить выселяемых людей советская власть все же стала. Утром второго дня, остановив состав в поле, солдаты стали отодвигать вагонные двери. Народу позволили выйти из вагонов, но велели не отходить на более, чем пять шагов от насыпи, пригрозив стрелять по отдалившимся без предупреждения. Здесь люди из разных вагонов смогли увидеться. Некоторые нашли родных и начали переходить из вагона в вагон, но конвоиры быстро эти действия запретили. Принесли откуда-то большие дюралевые баки с пшённой кашей, стали раздавать хлеб. Изумительный вкус этой каши до сей поры помнится Камиллу, видно уж очень сильно проголодалось бедное дитя. Чудное творение человек! Столько лет прошло, а запомнился вкус сваренной на подсоленной воде крупы...
А на следующий день вечером конвой решил потешиться. По вагонам раздали засушенную соленую рыбу, и в тот день никакой другой пищи не было. Люди, конечно же, ели эту рыбу - у кого ничего другого не было съели побольше, у кого было что-то свое тоже пожевали государственную рыбку. Ели эту сухую рыбу и на утро следующего дня. И никто не мог подумать, что кормление лишенных свободы людей сухой соленой рыбой - это излюбленная садистская забава конвоя. Конечно, после такого угощения людей лишают воды - в этом весь смысл шутки! Сколько людей погибло бы, если бы не шустрые татарские мальчишки, добывшие воду! Не всем из них доведется выжить в последующие месяцы, но те, кто выживет, никогда не склонят головы перед бесчеловечной властью, не станет для них руководством в жизни насаждаемый в стране закон страха...
Но конвой все же отомстил за добытую мальчишками воду: солдаты начали мочиться на людей в вентиляционные отверстия на крыше вагона...
...Что помнится более всего изгнаннику, счастливо выжившему в жестоких условиях спецпоселения? Забывается ли смерть близких тебе людей и смерть чужих, но связанных с тобой одной судьбой, одной землей, одним языком? Забывается ли горькая обида, особенно, если эта обида нанесена всему твоему народу?
Глава 3
Наступали сумерки. Вдали от городских кварталов несколько женщин неумело орудовали лопатами на черной после прошедшего недавно дождя земле. Здесь, в пригороде, желающим недавно выделили по небольшому участку земли под огороды. Две немолодые подруги-учительницы, позже многих других своих соседей по земельным наделам заканчивали подготовку грядок, которые они надеялись засадить картошкой и кукурузой.
- Таня, я больше не могу! Да и поздно...
- Тебе, Хатидже, хорошо, ты с дочками уже почти всю землю вскопала, - отвечала Таня, - а мой шестилетний внучек мне не помощник... А почему сегодня твоих девочек нет?
- Оставила их нынче похозяйничать дома, - вчера они натрудились на участке до кровавых мозолей. Завтра они докопают и твой огород, не беспокойся. А сейчас давай заканчивать.
Женщины обтерли лопаты травой, достав из корзинок бутылки прихлебнули воды, освежив ее остатками потные лица.
- Эй, подруги! Пора домой! - окликнула Татьяна Петровна все еще возящихся на своих участках соседок по огороду. Те на несколько секунд распрямились и, помахав рукой, опять продолжали выравнивать грядки на налипающем на башмаки черноземе.