Голубые пески

Старик присел рядом на бревно и стал длинно, прерываясь кашлем, рассказывать о своих болезнях. Кирилл Михеич, не слушая его, смотрел на ползущие выше досчатого забора в сухое и зеленоватое небо емкие и звонкие стены постройки. На ворота опустилась сорока, колыхая хвостом, устало крикнула.

Кирилл Михеич прервал:

- Мальченка от фершала не приходил?

- Где мне видеть! Я в каморе все. А тебе его куды?

- Гони в шею, коли увидишь.

- Выгоню. Аль украл что?

Кирилл Михеич пнул ногой кирпич.

- И фершала гони, коли припрется. Прямо крой поленом - на мою голову. Шляются, нюхальщики!..

Старик хило вздохнул, повел по бревну руками. Соскабливая щепочкой смолу, пробормотал:

- Ладно... Ета можна.

Кирилл Михеич спросил торопливо:

- Краски, не знаешь, где купить? Коли еще воевать будут, не найдешь и в помине. Внутри под дуб надо, а крышу испанской зеленью...

Мимо постройки, улицей, низко раскидывая широкий шаг, прошли верблюды, нагруженные солью. Золотисто-розовая пыль плескалась как фай, пухло-жарко оседала у ограды.

Потом Кирилл Михеич был у архитектора Шмуро.

Архитектор - прямой и бритый (даже брови сбривал) - носил пробковый шлем, парусиновые штаны и читал Киплинга. Он любил рассказывать про Англию, хотя там и не был.

Архитектор, сдвинув шлем на затылок, шагал из угла в угол, курил трубку и говорил:

- Немцы - народ механический. Главная их цель - мировая гегемония, как на суше, так и на море. В англичанах же... тут - мысль!.. Разум! Наука! Сила...

И пока он вытряхивал табак, Кирилл Михеич спросил:

- Как насчет подрядов-то, Егор Максимыч? Церква-то неужто не мне дадут? Я ведь шестнадцать лет церкви строю...

Архитектор передвинул шлем на ухо и лихо сказал:

- Давайте мы с вами, Кирилл Михеич, в готическом стиле соорудим... Скажем, хоть хохлам в пример.

- Зачем же хохлам готический? Они молиться не будут... И погром устроют - церковь разрушат и нас могут избить. Теперь насчет драки - свободный самосуд.

Шмуро насунул шлем на брови, и соответственно этому голос его поредел:

- Такому народу надо ограниченную монархию... А если нам колокольню выстроить в готическом? Ни одной готической колокольни не строил. Одну колокольню?

- Колокольню попробовать можно. Скажем, в расчетах ошиблись.

Шмуро кинул шлем на кровать и сказал обрадованно:

- Тогда мы с вами кумыса выпьем. Чаным!

Киргиз принес четверть с кумысом.

- Слышали? - спросил Шмуро. - Комиссар Запус приехал.

- Много их. Так, насчет церквей-то, как? У меня сейчас и лес и кирпич запасен. Вы там...

- Можно, можно. Только вы политикой напрасно не интересуетесь. В Лондоне или даже в какой-нибудь Индии - просыпается сейчас джентльмен, и перед носом у него - газета. Одних объявлений - шестнадцать страниц...

- Настоящая торговля, - вздохнул Кирилл Михеич. - Жениться не думаете?

- Нет? А что?

- Так. К слову. Жениться человеку не мешает. Невесту здесь найти легко можно. Если на казачке женишься - лошадей в приданое дадут.

- Вы, кажется, на казачке женились? Много лошадей получили?

- В джут*1 все подохли. Гололедица... ну, и того... высохли. Пойду.

- Сидите. Я вам про Запуса расскажу, комиссара.

- Ну их к богу! Я насчет церквей и так... вот коли рабочие не идут на работу, как с ними? Закона такого нет? ______________

*1 Гололедица.

- Рассчитать.

- Только? Кроме расчета - никаких свободных самосудов?..

- Нельзя.

На улицах между домами - опять золотистая пыль. Как вода на рассвете - легкая и светлая. Домишки деревянные, островерхие - зубоспинные и зеленоватые стерляди. У некоторых домов - палисадники. В деревянных опоясачках пыльные жаркие тополи, под тополями, в затине - кошки. Глаз у кошки золотой и легкий как пыль.

А за домами - Иртыш голубой, легкий и розовый. За Иртышом - душные нескончаемые степи. И над Иртышом - голубые степи, и жарким вечным бегом бежит солнце.

Встретился протоиерей Смирнов. Был он рослый, темноволосый и усы держал как у Вильгельма. А борода, как степь зимой, не росла, и он огорчался. Голос у него темный с ядреными домашними запахами, словно ряса, говорит:

- На постройку?

Благословился Кирилл Михеич, туго всунул голову в шляпу.

- Туда. К церкви.

Смирнов толкнул его легонько, - повыше локтя. И, спрятав внутри темный голос, непривычным шопотом сказал:

- Ступайте обратно. От греха. Я сам шел - посмотреть. Приятно, когда этак...

Он потряс ладонями, полепил воздух:

- ...растет... Небо к земле приближается... А вернулся. Квартала не дошел. Плюнул. У святого места, где тишина должна, - птица и та млеет сборище...

- Каменщики?

Когда протоиерей злился - бил себя в лысый подбородок. Шлепнул он тремя пальцами, и опять тронул Кирилла Михеича выше локтя:

- Заворачивайте ко мне. Чаем с малиновым вареньем, дыни еще из Долона привезли, - угощу.

- На постройку пойду.

- Не советую. Со всего города собрались. Комиссар этот, что на пароходе. Запус. Непотребный и непочтительный крик. Очумели. Ворочайтесь.

- Пойду.

Шлепнул ладонью в подбородок. Пошел, тяжело вылезая ногами из темной рясы, - мимо палисадников, мимо островерхих домов - темный, потный, гулом чужим наполненный колокол. Протоиерей Евстафий Владимирович Смирнов, сорока пяти лет от роду.