Только после ухода с комсомольской работы Иван Тыплилык задумался об устройстве личной жизни. Раньше было недосуг. Кроме того, как комсомольский работник, он строго оберегал свой моральный облик и позволял себе думать о девушках только как об идейных товарищах.
С женитьбой получилось не совсем ладно. Правда, эта мысль пришла в голову Тыплилыку поздно, когда его семейное положение было собственноручно зарегистрировано в толстой книге записей актов гражданского состояния, закреплено брачным свидетельством и большим чёрным штампом в паспорте.
Матрёна Ермиловна работала в магазине и до замужества выглядела достаточно привлекательной. Она была чуванка, говорила только по-русски и не любила, когда к Тыплилыку заходили в гости его земляки.
Постепенно жена забрала полную власть в доме и даже установила правила, как должен себя вести муж, кого приглашать в гости.
Каждый вечер, вернувшись с работы, Тыплилык рассказывал Матрёне Ермиловне районные новости.
Однажды, вызванный в кабинет председателя исполкома, он оказался невольным свидетелем интересного разговора.
Михненко почти всегда улыбался, никогда не унывал. Он умел шутить и ценил хорошую шутку, острое слово. Только такой человек мог приписать к стаду триста несуществующих оленей, которых потом, не моргнув глазом, списал, как разбежавшихся в пургу по горной тундре… Когда он шёл по улице, да ещё в блестящем кожаном пальто, казалось, что ветер гонит большой весёлый мяч.
Но на этот раз председатель был мрачен и тяжело дышал, как подраненный морж. А может быть, он до сих пор переживал строгий выговор, полученный за приписанных оленей?…
— Некого послать, — качал головой Иван Иванович, глядя печальными глазами на председателя областного сельхозотдела. — Наш главный зверовод болен.
Иван Иванович грустно улыбнулся, пригладил несуществующие волосы на макушке.
Весь этот разговор Тыплилык как можно точнее передал Матрёне Ермиловне. Жена внимательно его выслушала, заставила повторить рассказ и задумалась.
Тыплилык ел и исподлобья смотрел на жену. Как она растолстела! Жир так и блестит в мелких морщинках лица. А вроде много работает, не сидит без дела.
— Почему бы тебе не поехать за этими песцами!
Матрёна Ермиловна в отличие от Михненко никогда не шутила.
— Как это мне? — удивился Тыплилык.
— Ох, бестолочь! — хлопнула Матрена Ермиловна по толстым бедрам. — Знаешь, сколько на этом можно заработать? Командировочные и всякие там квартирные. Кроме того, зарплата сама идёт.
Всё это Иван Тыплилык и сам прекрасно знал.
Когда он предложил Михненко свою кандидатуру, тот уставился на него удивлённо: какая может быть связь между загсом и голубыми песцами?
— Что ты сказал?
— Я говорю: почему бы мне не отправиться за голубыми песцами? — робко повторил Тыплилык.
— За голубыми песцами?
— Да, за голубыми…
— Да ты видел когда-нибудь настоящего голубого песца?
— Не видел, — пожал плечами Тыплилык.
— Вот и я не видел никогда, — вздохнул Иван Иванович. — Не знаю, как быть.
— Так меня и пошлите, — настаивал Тыплилык.
— Что ты говоришь! — рассердился Иван Иванович. — Они все же голубые, эти песцы… Дорогие. За ними нужен умелый уход… А случись что-нибудь? Может, лучше послать кого-нибудь из райотдела милиции? Всё же они привычны конвоировать.
Тыплилык пожал плечами и вышел из кабинета.
Дома он, как водилось, всё рассказал жене. Матрёна Ермиловна кинула на мужа уничтожающий взгляд.
— Эх, ты! Другие-то, смотри, как устраиваются!
Ровно через день после этого Тыплилыка вызвали к Михненко.
Иван Иванович торжественно поднялся навстречу и объявил:
— Решили послать тебя за голубыми песцами. Проконсультируйся у Калины Ивановича и вылетай в Якутск. Всё соответствующее — деньги и документы приготовим. Отберёшь зверей в Якутске, потом за тобой прилетят самолёты.
Прямо из райисполкома Тыплилык отправился в домик, где жил главный районный зверовод — одинокий пожилой человек. В тесных сенях был навален уголь. Куча закрывала всю заднюю стену и отлого спускалась к двери. Куски угля хрустели под ногами, а снег, наметённый через щели, почернел.
Тыплилык постучался и, услышав хриплое «войдите», толкнул тяжёлую, обитую оленьей шкурой дверь.
Калина Иванович лежал на узкой железной кровати. Простыня сбилась под ним, и оттого казалось, что он лежит на оленьей шкуре, заменяющей матрац. У изголовья стояла табуретка, покрытая чистым полотенцем, склянки с лекарствами, кружка. Между ножек табуретки Тыплилык разглядел неумело запрятанную бутылку. Печку недавно истопили, и от небеленого кирпича несло сухим жаром.
— Это ты пришёл, Иван? — удивился Калина Иванович, приподнимаясь на локтях.
— Лежите, лежите, — поспешил к больному Тыплилык. — Я зашёл посоветоваться.
Тыплилык придвинул к постели колченогий стул, уселся и сообщил Калине Ивановичу:
— Меня посылают за голубыми песцами.
— Как тебя? — удивился Калина Иванович. — Я ведь скоро встану.
— Так решил исполком, — важно сказал Тыплилык.
— Что же они делают! — схватился за голову Калина Иванович. — Так можно погубить зверей! Мыслимое ли дело — посылать за песцами неспециалиста?.. Ведь дело-то новое на Чукотке!