Голубые песцы: Повести и рассказы

— Но одно условие соревнования, — поднял палец Чейвын. — Если ты проиграешь — больше в тундру не ходи. Можешь оставаться мотористом или механиком, но только не охотником.

Анканау задумалась. Отец так и не отказался от мысли отвадить её от тундры. И если не принять этого жестокого условия, значит уже наполовину отступить.

— Хорошо, я согласна.

— Смотри, дочка, будет трудно, — предостерегающе сказал Чейвын.

Миша Носов навестил Анканау, когда она окончательно поправилась и собиралась на свой участок.

В этот вечер вся семья была в сборе. Был тот неопределённый час, когда ещё не зажигали электрического света, хотя на улице уже стемнело.

Пограничник громко постучался в дверь. Чейвын выглянул:

— Здравствуй, Носов! Гляди, собаки на тебя не лают.

— Я же сам каюр, — с достоинством ответил парень.

— Ну, входи, входи, — радушно пригласил гостя Чейвын. — Спасибо, что зашёл. Я-то часто бываю на вашей заставе, а вот вы ко мне редко заходите.

Носов, осторожно ступая тяжёлыми сапогами по гнущимся половицам, прошёл в комнату.

— Собственно говоря, я пришёл навестить Анку. Как её здоровье?

— Здоровье нормальное, — ответил Чейвын. — Вот она.

Анканау протянула руку пограничнику. Она посмотрела ему прямо в глаза и окончательно этим смутила парня.

— Ну, если здоровье нормальное, тогда хорошо, — торопливо сказал Носов. — Тогда можно не засиживаться.

— Так мы скоро тебя не отпустим, — сказал Чейвын. — Если ты пришёл гостем в мой дом, должен отведать угощения. Рультына, собери-ка нам на стол. Анка, помоги матери!

Чейвын уселся напротив пограничника и предложил ему папиросу.

— До сих пор не пойму, зачем Анка ночью полезла на мыс? — спросил оправившийся от смущения Носов.

— Я тоже не понимаю, — развёл руками Чейвын. — Хочет стать настоящим охотником… Вот у вас, у русских, есть женщины-охотники?

Носов замялся:

— Нет… То есть в нашей деревне не охотятся. Разве только кто-нибудь из города приезжает.

— Мужчины приезжают?

— Да, не женщины, — подтвердил Носов.

— Вот, — обратился к дочери Чейвын, — мужчины из города приезжают к ним охотиться.

Анканау расставляла чайные чашки. Она, как и требовалось старинными обычаями, не вмешивалась в разговор мужчин.

— Даже у нас, у охотничьего народа, женщина шла на промысел только от великой нужды, — громко говорил Чейвын, явно адресуясь не только к пограничнику. — А она вот берёт пример с каких-то древних людей. Говорит, была у них такая богиня Диана.

— Да, была, — кивнул Носов. — Мы проходили в школе по древней историй. А Анка у вас молодец, честное слово! Я такую девушку впервые в жизни вижу.

Парень явно говорил эти слова для Анканау, и Чейвын не мог об этом не догадаться, так же как и дочь, которая жадно ловила каждое слово гостя, хотя и была уверена, что всем своим видом показывает полное равнодушие к мужской беседе.

— Сколько тебе лет? — спросил Носова Чейвын.

— Двадцать с половиной, — с готовностью ответил парень.

— В этом возрасте каждую новую девушку видишь впервые и каждый раз по-новому, — веско заявил Чейвын, придвигая гостю распластанный на дощечке вяленый тюлений ласт.

Анканау не хотела его подавать, но Чейвын любил на ночь поесть чего-нибудь острого, и для этого в тёплом углу кухни всегда висела гроздь тюленьих ластов. Там они доходили до полной готовности, пока с них не начинала лезть чёрная кожура.

Пограничник с плохо скрываемым замешательством уставился на необычное угощение, вопросительно взглянув на Анканау, и, встретив её сочувственный взгляд, храбро взялся за ласт. Подражая хозяину, он принялся счищать кожу.

— Лупится, как картошка в мундире, — заметил он.

— Я никогда не пробовал картошку в мундире, — сказал Чейвын.

— А я вот эту штуку, — в тон ответил Носов, показывая кончиком ножа на очищенный ласт, приобрётший сходство с кожаной перчаткой.

Рультына с Анканау переглянулись. Тотчас перед гостем оказалась чашка с крепким чаем.

Носов медленно отрезал кусок и положил в рот.

Анканау смотрела на пограничника. Парень пожевал и проглотил.

— Ну как? — спросил Чейвын. — Похоже на картошку в мундире?

— На маринованный гриб, — ответил Носов и отрезал ещё один кусок, на этот раз побольше.

После чая Носов заторопился.

Анканау вышла его провожать.

— Правда, тебе понравился нерпичий ласт? — спросила она.

— Честное слово, понравился! — горячо сказал Носов. — Это вкусно и действительно похоже на маринованные грибы, только острее.

Анканау никогда не пробовала маринованных грибов, но терпеть не могла прокисший тюлений ласт, поэтому она с сомнением покачала головой.

По дороге к мысу Вэтлы Анканау объяснила, зачем она ночью ходила по берегу, рассказала об уговоре с отцом.

— Теперь это у меня самое-самое главное, — сказала Анканау. — Зимой решится, буду я настоящим охотником или нет.

Южный ветер гнал волну вдоль берега. Над водой шумно хлопали ожиревшие за лето чайки. Чёрные кайры задумчиво сидели на скалах, а на гребне прибойной волны качались мелкие пташки — пэкычьыт, дёргая головками.

— Дальше меня не провожай, — сказал Носов.

— Я хочу дойти с тобой до мыса Вэтлы.

— Это далеко.

— А мне приятно идти с тобой.