— Любовь Ивановна, — сказал дрогнувшим голосом Кавав. — Если когда-нибудь мне придётся полюбить, я полюблю такую, как вы.
— Спасибо, — сказала Любовь Ивановна и медленно поднялась на борт корабля.
Что-то случилось в эту зиму не только с Кававом, но и с нами, потому что слова, которые он сказал Любови Ивановне, во всякое другое время показались бы нам смешными, а сейчас не вызвали у нас желания ни усмехнуться, ни пошутить… Только очень взгрустнулось в этот яркий солнечный день, но вся наша грусть была пронизана горячими лучами светлой весны, надеждой на будущие встречи.
На обратном пути в селение мы поднялись на самый высокий айсберг. С его высоты увидели уходящий к Берингову проливу «Темп». Мы стояли на льдине, пока корабль не скрылся за тёмной громадой мыса Дежнёва.
ГОЛУБЫЕ ПЕСЦЫ
(повесть)
Ярким светом одновременно вспыхнула электрические лампочки во всех номерах гостиницы аэропорта Мокрово, в коридоре, в умывальной комнате с длинным жестяным желобом вдоль стены, на крыльце, на столбах, обозначающих дорогу к аэродрому. Заискрился ещё не тронутый пешеходами выпавший за ночь снег. Каждая снежинка играла своим светом, отражала собственный луч. С громким морозным скрипом медленно отворилась обитая оленьими шкурами дверь, и на заметённое крыльцо выскочил человек. Пыжиковая шапка была надвинута на самые брови, на руках камусовые рукавицы, а из-под полы длинного зимнего пальто болтались белые завязки кальсон. Человек бросился напрямик к дощатой будке, проваливаясь в глубоком снегу.
Скоро к будке протоптали тропинку, и дверь тамбура уже почти не закрывалась.
Загрохотал железный умывальник, коридор заполнился топотом сапог, глухим стуком мёрзлых валенок и унтов, мягким шарканьем подошв торбасов.
Весь этот шум был настолько привычен Ивану Тыплилыку, что он продолжал сладко похрапывать. Только отвернулся от яркого света лицом к стене.
Кто-то настойчиво тормошил край его одеяла. Тыплилык открыл глаза.
— Послушайте, товарищ!
Над ним стоял розовый заспанный мужчина в розовой пижаме.
Вчера Тыплилык лёг один. Должно быть, мужчина вселился ночью.
— Извините, — сказал он, — не кажется ли вам, что в нашем номере чем-то пахнет?
— Кажется, — ответил Тыплилык, садясь на кровать.
— Я это сразу почуял, — как будто обрадовался розовый мужчина. — Надо сообщить заведующей.
Разговаривая, он тянул носом, как собака.
— Нельзя жить в такой вони. Ведь берут же они деньги за номер. И немалые. Так пусть соответствующим образом и обслуживают. На материке за такие деньги предоставляют люкс.
— Это комната тоже называйся люкс, — сказал Тыплилык.
— Что вы говорите! Это безобразие! Я иду жаловаться! Вы, надеюсь, тоже последуете за мной?
— Куда?
— Я говорю — к заведующей. Нельзя же, в самом деле, жить в такой вони, — розовый мужчина шумно потянул носом.
— Вы идите, — спокойно сказал Тыплилык. — Может быть, действительно вам найдут другое место. А мне нечего переселяться. Запах идёт от меня, от одежды, от унтов. Голубыми песцами воняет.
— Голубыми песцами? — недоверчиво протянул сосед. — Не понимаю.
Заведующая гостиницей Полина Андреевна Зуева, полная женщина с красным от вечного действия мороза и арктического солнца лицом, только что внесла с улицы плотный куб снега. Она осторожно опустила его с плеч в бочку с водой. Вода забулькала, зашипела, белый снег потемнел и погрузился, вытесняя воду к краю.
— Переведите в другой номер, — жалобно попросил розовый мужчина. — Голова болит.
— Ну что мне с вами делать? — развела руками Полина Андреевна. — Мест больше нет. Ждите, может, выпустят какой-нибудь борт. Вроде бы видимость улучшается.
Полина Андреевна за годы работы на полярном аэродроме усвоила специальную терминологию и называла самолёт бортом.
— Сегодня ждём из Магадана ещё борт… Куда я их помещу? Впрочем, пока идите в тринадцатый. Поставим раскладушку.
Полина Андреевна вошла в комнату, откуда только что вышел розовый мужчина.
— Что, Иван, твой сосед плохо спал?
— Неужели, Полина Андреевна, действительно от меня так сильно несёт? — ответил вопросом Тыплилык и потянул тонкими ноздрями воздух. — Ничего не чувствую.
— Это потому, что ты привык, — сказала Полина Андреевна. — Ты уже не чувствуешь. А ему с непривычки, — кивнула она на соседнюю кровать. — Будь у меня комната на одного — никаких хлопот с тобой.
Сначала Тыплилыка поместили в общей комнате, где стояло двенадцать кроватей. Оттуда его перевели в меньшую, а на третий день он занимал люкс — трёхместный номер, и редко кто соглашался спать с ним.
Всё это объяснялось просто: Иван Тыплилык сопровождал голубых песцов из Якутии в бухту Кытрын Чукотского района.
В конце аэродромного поля стоят три самолёта «ЛИ-2», заставленные клетками со зверюшками.
Голубые песцы — это злобные и коварные звери, которые только и ждут, как бы удрать из клетки или схватить за палец. Они прожорливы. Но самое худшее — они вонючи. А запах крепкий. И когда он въелся в одежду, ничем не вытравишь, если даже держать одежду всю ночь на пурге. Вот почему Тыплилыка переводили из номера в номер и с ним никто не хотел ночевать в одной комнате.