Взрывы, взрывы, взрывы… грохот, огонь, дым… Мины взрывали машины на дороге, разбрасывая искалеченные тела гитлеровских автоматчиков.
Пылали обломки взорванного поезда, продолжали грохотать мины, но ждать больше не было сил. Ни секунды!..
Я бросился к полотну железной дороги. За мною бежали Ветлугин и Янукевич.
У полотна, освещенный заревом пожара, лежал под обуглившимися обломками мертвый Евгений. Друзья сейчас же подняли его, унесли.
А Гени я не видел… Где же он? Может быть, жив… Может быть, успел отбежать… Лежит где-нибудь раненый…
— Геня! — закричал я. Мой голос потонул в шуме разгоравшегося пожара, в криках раненых фашистов.
— Геня! — Я шел, спотыкался, падал и все звал: — Геня!..
…Нашел я его чуть поодаль в кустах. Тело было теплым…
Шевельнулась надежда: жив…
Поднял Геню, положил его руку себе на шею, как будто он мог еще обнять меня…
Я бережно нес его через минированную дорогу. Навстречу мне кинулся кто-то из партизан — хотел взять Геню. Не помня себя, я сказал:
— Уйди! Не отдам…
Подошел Ветлугин. В первый раз после того, как мы ушли из Краснодара, он назвал меня по имени:
— Петр Карпович, положите Геню рядом с Евгением…
За доблесть и геройство им было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Их подвигам посвящена моя трилогия «Записки партизана».
Останки Евгения и Гени были перевезены и погребены в освобожденном Краснодаре. Только тот, кто испытал подобные потери, сможет понять всю глубину нашего родительского отчаяния.
К счастью, весть о смерти Валентина оказалась ошибочной. В конце войны он вернулся домой.
В последующих главах излагаются записанные мной его рассказы о тех боевых делах, которые совершал он со своими друзьями-разведчиками во вражеском тылу.
Ведутся они от лица Валентина.
Глава 2. ВЕРОЛОМСТВО
На востоке, у самого горизонта, небо чуть посерело. Короткая июньская ночь шла к концу. С далекого озера повеяло прохладой. Чирикнула первая птичка в листве вяза, у окна маленького домика, в котором я жил.
Заводской поселок еще спал. Из зелени садов, раскинувшихся по обеим сторонам широкого шоссе, сонно выглядывали аккуратные домики. За поселком вплотную к шоссе подступали многоэтажные кирпичные корпуса заводских цехов. Окна верхних этажей уже загорелись желтоватым пламенем рассвета. Ночная смена кончала работу. Сегодня воскресенье, на заводе выходной день. Директор и главный инженер вчера с вечера уехали к семьям в районный центр. Мне же с бригадой слесарей-ремонтников надо было устранить кое-какие неполадки в паросиловом хозяйстве производства.
Накануне я получил письмо от родных из Краснодара. В июле отец и мать с семьей старшего брата Евгения и моим младшим братом Геней собирались на Черноморское побережье. Мой отпуск тоже приходился на июль, и я сразу же принял решение провести отдых в кругу родных и близких мне людей.
Конечно же, мое решение было встречено женой и дочуркой с большой радостью. Перед сном мы долго говорили о лазурных просторах Черного моря, о лесистых склонах могучих Кавказских гор, мечтали о походах в горы, о морских прогулках вдоль чудесного побережья Кавказа и даже начали прикидывать, что взять с собой в поездку на юг…
С мыслями о предстоящей поездке я и проснулся сегодня…
Над землей еще висела легкая дымка предутреннего тумана, когда из-за темной стены лесного массива, вздыбившегося на западном берегу озера, внезапно с надрывным прерывистым воем вынырнули самолеты. Поблескивая в лучах восходящего солнца, они огромной стаей летели на восток.
Я вскочил с постели, бросился к окну.
— Что это, Валя? — встревоженно спросила жена, разбуженная гулом.
Я не знал, что ответить, и продолжал наблюдать. Часть самолетов из числа тех, что замыкали строй, отделилась, свернула к заводу. Задирая хвосты кверху и словно падая, они один за другим ринулись вниз, на заводские корпуса, на окраину поселка. Не доходя до земли, самолеты резко взмывали вверх, а из-под них вылетали какие-то продолговатые предметы, похожие на черные капли. Бомбы!
Задрожала земля. Над поселком, как раскаты чудовищного грома, покатился гул взрывов. В небо гигантскими грибами взметнулись клубы черного дыма, смешанного с бурой пылью.
Я обернулся к жене. Она стояла у стены мертвенно-бледная, с широко раскрытыми от ужаса глазами и прижимала к груди дочурку.
— Скорее в погреб! — крикнул я ей.
Она, словно окаменев, не двигалась с места.
— Быстрее, быстрее! — повторил я. — Это вражеский налет, война, понимаешь?
Мне показалось, что она обезумела от страха. Схватил ее за руку, увлек за собой во двор и с силой втолкнул в погреб.
— А как же ты? — вскричала она, видя, что я не спускаюсь вниз.
Я ничего не ответил и бросился к шоссе. Со стороны завода и с западной окраины поселка, где сквозь дым прорывался трескучий огонь, по шоссе бежали люди. Их вопли тонули в грохоте взрывов и реве самолетов…