Голубые солдаты

Слова Колесова подействовали на пленника. Глаза его наполнились ужасом. Он завертел головой и промычал как-то скуляще, будто моля о пощаде.

— Ну понял, что тебе говорилось? — спросил я его.

Полицейский закивал.

— Смотри, — предупредил я, — если попытаешься обмануть нас, удрать или закричать, сразу прикончим. Договорились, значит?

Детина снова закивал.

Я выдернул кляп из его рта.

— Не убивайте, товарищи, — промолвил он, заикаясь от страха. — Я… я… не хотел… Я постараюсь, товарищи… Это дядька втравил меня… Божьей карой стращал…

— Звать как? — спросил Егоров.

— Семен Терешкин я, — ответил пленник.

— А дядьку?

— Степаном Калистратовичем величают.

— Как же, знаю такого, — брезгливо поморщился Егоров. — Хорошая сволочь, при нэпе в купцах ходил.

От Семена Терешкина мы узнали, что здесь, на окраине, находилось несколько постов, поставленных начальником полиции, чтобы перехватывать бежавших военнопленных и партизанских лазутчиков. Смена постов производилась два раза в сутки: в полдень и в полночь. Между постовыми и полицейским участком поддерживалась телефонная связь…

— Вы, товарищи, того, поторопитесь, — сказал вдруг Терешкин. — Хватится мой напарник, что меня долго нет, шум поднимет.

— А он что за птица, напарник твой? — спросил я. — Договориться с ним можно?

— Нет, то сущий гад, — сказал Терешкин. — Из кожи лезет, чтобы выслужиться у немцев. Надо мной и то измывается. С ним кончать придется.

— Больше на посту никого нет?

— Только нас двое. Я и этот Антон Косой.

Медлить больше было нельзя, мы и так долго провозились с Терешкиным. Надо было срочно принимать какое-то решение.

Я приказал развязать пленника и сказал Колесову:

— Облачайся в полушубок, бери ведра и иди к халупе. Рязанов подойдет к тебе на помощь.

Терешкин замотал головой.

— Не годится… Антон враз догадается, что чужой идет.

— Не догадается, — убежденно бросил Колесов. — За такой метелицей мудрено распознать в двух шагах, свой или чужой.

— Не знаете вы Антона, собачий нюх у него, — заметил Терешкин и просительно взглянул на меня: — Дозвольте мне, товарищ командир. Ежели что, прирежете меня — и баста. Только слово у меня твердое: сказал, не подведу, значит, выполню. Заговорю Антону зубы, покуда ваши ребята сзади к нему подкрадутся.

Колесов дернул его за воротник полушубка.

— Эх, яблочко, хватит тебе баланду травить. Ты, видно, и впрямь мастак зубы заговаривать. Разоблачайся, шкура.

— Выходит, не веришь, браток…

— Какой я тебе браток!

Губы Терешкина горько искривились.

— Прахом матери клянусь, товарищи.

Мне хотелось поверить ему, но можно ли было верить такому?

С тропки сквозь метель донесся хрипловатый голос:

— Эй, Сенька, где ты, леший? Тебя только за смертью посылать.

Терешкин вскинул голову.

— Это Косой… К озеру идет, меня искать.

Решение созрело мгновенно.

— Колесов и Рязанов — к халупе! — скомандовал я. — Афанасий Петрович останется со мной, а ты, Семен, бери ведра и дуй навстречу Косому, на тропу. И учти, мы с Егоровым за спиной у тебя будем.

Терешкин вскочил на ноги, подхватил пустые ведра. Я накинул ему на шею немецкий автомат, вынув из него магазинную коробку.

— Хоть нож в карман мне суньте, — попросил он.

Я дал ему нож.

Колесов и Рязанов уже скрылись. Терешкин бросился к тропе, мы последовали за ним.

— Сенька! Эге-ге-ге! — прозвучало где-то совсем близко.

— Здесь я, здесь! — отозвался Терешкин, выходя на тропу.

— Что так долго, дьявол!

— Лунка до самой воды промерзла.

— Под арест пойдешь, пес непутевый!

Терешкин остановился, поставил ведра на снег.

Мы с Егоровым залегли в сугробе с зажатыми в руках ножами, готовые к схватке. Из-за вихрящегося снега вынырнул невысокого роста, плечистый мужчина в длинном тулупе и меховом треухе.

— Ну, чего стал? — гаркнул он на Терешкина.

— Умаялся я, — ответил тот.

Косой приблизился к нему почти вплотную, взглянул на пустые ведра.

— А вода где же?

— Известно где, в озере, — процедил сквозь зубы Терешкин, рванулся вперед, сбил с ног Косого и, прикрыв широкой ладонью его рот, дважды всадил нож ему в грудь.

Терешкин встал, вытер рукавом вспотевший лоб и промолвил глухо:

— Вот и все, господин фельдфебель!

Втроем мы оттащили труп Косого на озеро и бросили в прорубь…

— А теперь пошли погреемся, — сказал Терешкин. — Да и позвонить надо дежурному в полицию, что на посту все в порядке.

В халупе было жарко, Терешкин выложил все, что знал: и где находится штаб гитлеровской дивизии, и какими приблизительно силами он охраняется, и даже набросал схему размещения отделов штаба по домам.

Егоров отлично знал ту узкую глухую улицу, которую облюбовали гитлеровцы для расквартирования штаба и штабистов. Нас больше всего интересовал оперативный отдел. Он размещался в небольшом деревянном особняке, принадлежавшем некогда псаломщику.

— И это все точно? — спросил я Терешкина, когда он сообщил интересовавшие нас сведения.

— Головой отвечаю, — ответил он. — Если доверяете, то сам провожу вас на место, а потом уйду с вами. Виноват я перед Родиной. Пусть она судит и наказывает меня, предателя.