Голубые столбы Тиэлии

— Что, мы хуже девчонок разве? — ныл Саня, когда Евдокия Петровна пыталась стащить с него плед. — Им дрыхнуть можно, а нам нельзя?

♦ И снова Евдокия Петровна не придала большого значения детским капризам, успокаивая себя тем, что молодежи следует хорошенько отдохнуть после учебного года. Чем беспечнее относилась к лежебокам Семина, тем мрачнее становилась Тоса. Ей очень не нравилась эта лень, толстеющая день ото дня.

Теперь за завтраками не было уже прежнего оживления. Приходили к столу когда кому вздумается. Если был Вовочка, то отсутствовал Туй, если удостаивал друзей своим вниманием Тан, то обязательно просыпал Саня. Евдокия Петровна расстраивалась и негодовала. Она приписывала такую расхлябанность своему неумению готовить. А однажды к столу не пришел никто. Тоса, не пропускавшая ни одного чаепития, увидела такую картину: баба Дуня, закрыв глаза передником, горько рыдала за пустым столом.

— Что случилось? — бросилась к ней Тоса.

— Вот, Тосечка, не пришел никто... брезгуют... никудышная я, видно, стряпуха...

— Не говори глупостей, Евдокия, — сухо сказала Тоса. — Твои кулинарные способности тут ни при чем. У людей понизился жизненный тонус, развилась слабость души. И ты сама немного виновата в этом. Зачем потакала ленивым девчонкам?

— Так жа-алко ведь...

— Это плохая жалость. Ты посмотри, что сделал маленький дурной пример с нашими большими мужчинами! Боюсь, что дальше дела пойдут еще хуже.

— Это не хуже, а лучше! — раздался ликующий голос

Фила, подкравшегося незаметно, как могут только детективы, к удрученным собеседницам.

— Что лучше? Что лучше? — вскинула на него покрасневшие от слез глаза Евдокия Петровна.

— А то и лучше, — объяснил Фил, поглаживая крылья ки-моры, которая уже не расставалась с ним. — Чем меньше движения, тем скорее поражение...

Фил был недалек от истины. На следующий день среди бывших соратников вспыхнула ссора. Первой дала трещину дружба Сани и Сида. Они оба имели характеры неровные и даже вспыльчивые. И, конечно же, нашли, за что прицепиться друг к другу.

Под вечер, только что оправившись ото сна, Саня решил самостоятельно сочинить частушку. Не надеясь на память, он счел необходимым занести бегающие в голове строки на бумагу. Идти за ученической тетрадью, которую он прихватил из дома, ему не хотелось. И Семин, разглядев под подушкой Сида черную общую тетрадь, выхватил ее и выдрал из середины листок. За этим коварным занятием его и застукал писатель.

— Ты, — закричал он на Саню, — воруешь мою драгоценную бумагу, бумагу, которую подарила мне почтенная Евдокия Петровна?!

— Нашел что пожалеть, — отмахнулся от него Саня. — Не будь жлобом, Сид.

— Я не знаю, кто такой жлоб, но ты... но ты... негодяй!

— Я?! — задохнулся Саня.

Кто знает, может быть, и вспыхнула бы в этот момент между ними потасовка, но вмешался Фил. Он мгновенно примчался на сердитый разговор и начал заводить Сида:

— Неужели, Сид, ты стерпишь подобное? Ну-ка, залепи ему благородную пощечину, на которые он сам мастер!

Но Сид почему-то вместо того, чтобы броситься на Семина, вдруг отошел в сторону, сел на свою кровать и закрыл лицо руками.

— Ага, Сид, тебе стыдно! — победно заключил Саня.

— Стыдно, Саня, очень стыдно за то, что мы с тобой, как какие-то неразумные существа, ссоримся из-за такого ничтожного повода. Посмотри на Фила. Он счастлив видеть нас врагами. Именно этого добиваются он и правительство Тиэлии. Извини меня, Саня, если можешь. Хочешь, я подарю тебе половину тетради?!

До Семина, видимо, тоже кое-что дошло. Он покраснел, как вареный рак, зыркнул на Фила испепеляющим взглядом и направился к своей сумке. Саша достал из нее обычную ученическую тетрадь в клеточку и протянул ее писателю.

— Возьми, Сид, — просяще сказал он. — До меня, дурака, сразу не дошло, насколько ценны для тебя эти листочки. И тоже прости меня, пожалуйста! Ведь в любом случае брать

чужое очень нехорошо.

Сид молча езял подарок. Это стало знаком их примирения.

Фил поспешил удалиться. Он понял, что больше разговаривать ему с друзьями не о чем и разогреть ссору ему больше не удастся. "Ладно, — думал Фил, поглаживая "вросшую" в него кимору, — ке сейчас, так в другом случае я для них что-нибудь состряпаю". За ночь в его голове созрел коварный план. Он решил поссорить всех единым махом. Надо сказать, что не таким уж безгрешным был этот зануда Фил. Его давно разбирало любопытство относительно земной пищи. И ночами сыщик залезал в кастрюльки Евдокии Петровны, пробуя то одно, то другое. Особенно ему понравился борщ. Однажды днем, наблюдая за хлопотами старушки над приготовлением борща, Фил заметил, как та добавляет в блюдо соль маленькими порциями и постоянно пробует варево. "Жалеет, карга, припасов", — сообразил он. Ночью, плеснув в тарелку борща, Фил решил сделать его еще вкуснее. И бухнул туда целую ложку соли. Понятно, что после этого борщ нельзя было взять в рот. "Хитра, старая, меру знает", — расстроился сыщик, оставшись без лакомого блюда. Налить вторую тарелку он не решился. Исчезновение борща стало бы очень заметным.