На следующее утро посол, сам того не ведая, лежал в киберлаборатории голенький и без блока памяти. Его пышные одежды срочно утюжились в специальной сушилке. Кос же прилаживал его блок памяти к лучшему тиэлянскому роботу. Как говорится, дело мастера боится. Через некоторое время робот начал выдавать нужную информацию:
— Великий Роб — самое могущественное существо во Вселенной, — начал он с восхвалений муранскому тирану. — Мы приветствуем тебя, гений... С твоей помощью мы завоюем все планеты системы Фана... Мы прихлопнем землян, как букашек среди травы... Великий Роб будет гордиться своими подчиненными, а особенно роботами... Это мы забросили землян на Изгею...
— Они на Изгее!.. — воскликнул Кос. — Но что это за таинственное место?
— Наверняка та планетка, которая называется заповедной, — сказал Рой. — Придется снарядить экспедицию и проверить наше предположение.
— Это потом, Рой, — сказал Лой. — Сначала нужно собрать высокопоставленного дурака.
И он начал вместе с Косом свинчивать посла заново. И вот посол "очнулся”.
—- Как я оказался здесь? — подозрительно спросил он, ог-Л5щывая себя с ног до головы. — Я никогда по утрам не захожу в киберлабораторию.
— Это мы пригласили тебя сюда, заискивающе сказал Рой. — Извини нас за это.
— Зачем?
— Здесь у нас припрятано кое-что для тебя.
И Рой вытянул откуда-то из-под стола большую коробку. Посол открыл ее. В ней разноцветно переливались материи. Ткани были слабостью муранских роботов. Почему-то машины завели моду наряжаться в одежды. Не исключено, что они взяли пример с Великого Роба, который, по рассказам очевидцев, обожал модную одежду. Для каждого робота появиться в новом наряде считалось высшим шиком. Посол жадно схватил коробку и милостиво кивнул тиэлянам:
— Я доложу Великому Робу о ваших заслугах перед Мура-нией.
— Надо же, на тряпки купился, — изумился Кос. — И как это ты, Рой, догадался?
— Я умный, — довольно сказал Рой и еле заметно улыбнулся.
Но все сделали вид, что ничего не заметили.
А тем временем на Изгее начали происходить странные вещи. Все затеялось в первую же ночь пребывания пленников на планете. Сначала ничто не сулило приключений. Особенно хорошо себя чувствовали Евдокия Петровна, Анюта и Вовочка. Им казалось, что они отдыхают на Земле. Под вечер сходство Изгеи с их родной планетой усилилось еще больше. Запели цикады, с лесных полян прилетели запахи цветов и разнотравья. Правда, над головами не было Луны, лишь крупные звезды освещали темное небо. Но земное светило вполне заменил добродушный и теплый костер, к которому поначалу с большим недоверием отнеслись тиэляне.
— Вова, что ты делаешь? — с изумлением спросил Сад Рыбина, увидев, что тот собирается поджечь сухой хворост.
— Костерок хочу развести.
— Костерок? А зачем? Разве тебе нужно приготовить пищу или согреться, как первобытному человеку?
— Нет. Но костер — это здорово!
— Не понимаю твоих чувств. По-моему, это атавизм.
Рыбин усмехнулся и ничего не ответил Саду. Как можно
словами объяснить то, что можно почувствовать только душой? Вовочка выложил костерок по всем правилам, притащил из леса старое бревно и уселся возле огня. Вскоре к нему присоединилась Анюта. А затем подсела и баба Дуня. Все трое сидели, ничего не делали и молчали. Тиэляне издали наблюдали за этой странной картиной. Сначала подойти к землянам никто не решался. Вдруг они совершают какой-то непонятный обряд. Первым не вытерпел Сид. Он тихонечко подкрался к землянам сзади и приладился на бревно. Ничего страшного с ним не случилось. Потом писателя охватило живое тепло огня. Оно проникало во все клеточки тела и больше всего разливалось там, где билось лирическое сердце тиэлянина. Огонь показался Сиду живым и загадочным представителем неизвестной цивилизации. И тут баба Дуня запела:
Это было удивительно. Тихая ночь, блестящие звезды, мягкий женский голос настолько разволновали поэта, что глаза его почему-то защипало. Крохотные капельки соленой влаги тронули его губы. Он вытер их пальцем и спросил:
— Что это было?
— Душа твоя, милок, душа на волю просилась... — ответила Евдокия Петровна.
Потом старушка вместе с Анютой поведали слушателям о кочевом цыганском таборе, лучине, которая догорает вместе с бедной девичьей жизнью, о несчастном ямщике, замерзшем в степи. Инопланетяне слушали землян чутко, стараясь воспринять каждое слово из непонятной для них жизни. Даже Фил, уже приготовившийся ко сну, вышел из дома и встал невдалеке от костра. Бывший сыщик не плакал и не смеялся. Но какая-то непонятная дрожь волнами пробегала по всему его телу. И он нервно гладил кимору, как всегда восседавшую на его плече.
— Великолепно! — сказал Сид, когда Евдокия Петровна и Анюта, устав, замолчали. — А ведь когда-то и тиэляне пели. Только без слов. Одни мелодии. Сейчас же ничего не осталось от нашей прежней культуры.
— Не горюй, Сид, — ободрил его Туй, — песни не исчезли, они затаились. Вот дадим Сусу по шапке — и вернем нашу культуру назад вместе с музыкой и поэзией.