Голы и босы

Когда Рэнсомы переезжали в Нэсби-мэншнз[2], жильцы могли похвастать собственным швейцаром в форме под цвет зданию. Но швейцар умер в 1982 году в полдень, как раз когда ловил такси для миссис Брейбурн с третьего этажа, которая, дабы отправить его в больницу, уступила машину. Никто из его преемников подобного рвения не выказывал и не гордился формой так, как он, и в конце концов обязанности швейцара перешли к сторожу, которого никто никогда не видел — и не только у дверей, но и вообще где бы то ни было, кроме его логова: перегретого чулана рядом с котельной, где он целыми днями спал в кресле, за ненадобностью выставленном кем-то из жильцов.

Тот вечер сторож тоже проспал в кресле, но, против обыкновения, не в своем, а в театральном. Желая подцепить девицу покруче, он надумал посещать курсы для взрослых, где остановил свой выбор на английской литературе, чтобы, как заявил он преподавателю, в таких подходящих условиях заделаться страстным читателем. У преподавателя бродили в голове волнующие, но не вполне ясные мысли о взаимосвязи труда и искусства, и, узнав, что новенький — сторож, он вручил ему билеты на пьесу с таким же названием[3], посчитав, что озарение, которое непременно воспоследует, подействует оживляюще на всю группу. Вечер этот доставил сторожу не больше удовольствия, чем «Cosi» — Рэнсомам, а проблески самоузнавания он счел не стоящими упоминания: «По сравнению с настоящим охранным делом, это все мура». Преподаватель же успокоил себя тем, что спектакль, возможно, еще принесет плоды и распахнет створки сторожевой души. Тут он не ошибся: спектакль себя оказал, и створки распахнулись — правда, не в душе сторожа, а в квартире Рэнсомов.

Со временем прибыли полицейские, хотя вызвать их было непросто: снять трубку и позвонить не представлялось возможным. Воры и об этом позаботились: телефонный аппарат, вернее, три телефонных аппарата были аккуратно отрезаны от проводки ровно в том месте, где она уходила под плинтус. Соседей дома не оказалось. («Наверное, их черед в Португалии, — сказал мистер Рэнсом. — А может, концерт бигбэнда».) Пришлось ему брести на поиски телефона-автомата. «Непростая задача, — как сообщил он потом миссис Рэнсом: — В наше время телефонные будки используются как общественные туалеты». В первые две мистер Рэнсом даже не стал соваться — писуары да и только, трубки давно выдраны с мясом. Конечно, мог бы выручить мобильник, но мистер Рэнсом не признавал этого новшества («Следствие плохой организации труда»), как отвергал почти все новшества, кроме тех, что появлялись в области стереозаписи.

Он брел по пустынным улицам, удивляясь, как это люди выкручиваются из таких переплетов. Все пабы закрыты, светится только прачечная самообслуживания с платным телефоном в окне. Мистер Рэнсом счел это добрым знаком; не зная нужды в подобных учреждениях, он и понятия не имел, что стирка белья дошла до таких технологических высот; но как человек новый не знал и того, дозволяется ли сторонним лицам, не стирающим белье, пользоваться всем этим великолепием. К тому же телефон был сейчас занят единственной посетительницей заведения — пожилой особой в двух мужских пальто, явно не стиравшей свое белье ни сейчас, ни когда-либо ранее, поэтому мистер Рэнсом решился и вошел.

Она стояла, прижав трубку к своему немытому уху, не говорила, но и не слушала.

— Поторопитесь, пожалуйста, — сказал мистер Рэнсом. — Мое дело не терпит отлагательств.

— Вот и мое тоже, — ответила она. — Я звоню в Пэдстоу, только они не отвечают.

— А я — в полицию, — сообщил мистер Рэнсом.

— На вас напали, да? — заинтересовалась особа. — На прошлой неделе на меня тоже напали. Обычное дело в наше время. Причем малец-мальцом. Звонок-то проходит, но у них там коридор очень длинный. В это время они любят выпить чего-нибудь горяченького. Монахини, понимаете ли, — добавила она, чтобы было понятней.

— Монахини? — переспросил мистер Рэнсом. — Да они наверняка давно спят!

— Нет, всю ночь на ногах. Помогают людям. Кто к нам только не заявляется.

При этом она продолжала прижимать трубку к уху: слушала Корнуолл.

— А это ваше дело не может обождать? — спросил мистер Рэнсом, который видел внутренним взором, как его имущество уже отмахало половину шоссе M1. — Главное тут — не упустить время.

— Понимаю, — отозвалась пожилая особа. — Да и монахиням торопиться некуда. У них впереди вечность. Я собираюсь к ним в мае — отдохнуть.

— Но сейчас ведь только февраль! — вскричал мистер Рэнсом. — Мне…

— У них мало места, — объяснила пожилая особа. — Никаких тебе бесед, трехразовое питание, чего ж удивляться? Это дом отдыха для служителей церкви обоих полов. Кто бы подумал, что монашкам тоже нужен отпуск. Молитва не утомляет. Это вам не автобус водить. Все еще звонит. Наверное, допили и пошли на перерыв в часовню. Я, пожалуй, могу позвонить и позже, только… — она уставилась на монеты на ладони мистера Рэнсома, — я свои уже опустила.

Мистер Рэнсом дал ей фунт, она взяла лишние пятьдесят пенсов со словами:

— Для 999 монет не нужно.