Центральный банк должен регулировать институты, для которых он является кредитором последней инстанции.
Если я служу в добровольной пожарной дружине и, следовательно, согласился в случае пожара бросить все свои дела и мчаться к вашему дому тушить огонь, вполне резонно, что я весьма настойчиво прошу вас убрать масляные тряпки подальше от печки. С потребностью в кредиторе последней инстанции никто не спорит, как и с наличием такого явления, как моральный риск. Единственный способ примирить обе силы — в частности, принять тот факт, что компании и люди, защищенные от конкретного ущерба, склонны к безрассудству — как-то ограничить это потенциально неразумное поведение. В некоторых странах, в том числе в США, роль такого регулятора распределяется между центральным банком и другими государственными органами. Нам, безусловно, нужна более активная и содержательная дискуссия о том, как обеспечить максимально эффективное регулирование компаний, но ее темой должно быть, как это сделать, а не делать ли вообще. Любая структура, чтобы эффективно спасать ситуацию в плохие времена, должна проводить инспекции в периоды стабильности. Это цена, которую компании платят за беспроблемный доступ к ликвидности во время паники.В 2008 году мы узнали много нового
Буду предельно честен: в начале 2000-х руководство центрального банка погрязло в самодовольстве. США наслаждались периодом Великого успокоения. Инфляция была побеждена. Страна четко определила свою кредитно-денежную политику. Economist писал: «До финансового кризиса управляющие центрального банка были закулисными технократами: невыбираемые, никому не интересные люди в серых костюмах, которые корректировали процентные ставки ради поддержания стабильных цен согласно точным, согласованным правилам»[585]
. Но потом все стало гораздо интереснее. Многие старые правила по-прежнему применялись, но ФРС начала импровизировать, словно заправский джазовый музыкант. Книги, которые я читал в аспирантуре, безнадежно устарели. И сегодня, оглядываясь на финансовый кризис с высоты прошедшего времени (в основном), мы можем извлечь ряд уроков, которые наверняка войдут в новые учебники.По достижении нулевой отметки в распоряжение ФРС поступает много эффективных инструментов.
До финансового кризиса многих чисто теоретически интересовал вопрос, звучавший буквально так: какой могла и должна быть ответная политическая реакция ФРС в случае, если бы средства федерального бюджета на протяжении длительного времени оставались на нулевой отметке? В этот момент у ФРС, очевидно, кончились бы боеприпасы, поскольку снизить номинальные процентные ставки до отрицательных значений очень сложно, хотя в принципе и не невозможно. Описывая бесплодность усилий кредитно-денежной политики в условиях, когда ставки близки к нулю, а экономика все еще слабеет, Кейнс использовал яркую метафору — «проталкивать мокрую лапшу». Он, а затем и другие, считал, что единственным эффективным инструментом правовой защиты в этой точке является бюджетно-налоговая политика, в частности снижение налогов и/или государственных расходов для стимулирования спроса. Реакция ФРС в 2008 году доказала, что монетарный инструментарий в данном случае гораздо шире, чем краткосрочные процентные ставки.В 2000-е годы Банк Японии экспериментировал с количественным смягчением, используя новые деньги для покупки долгосрочных облигаций, когда краткосрочные ставки достигли нулевого уровня, но усилия были относительно вялыми, а результат не слишком убедительным. Во время финансового кризиса ФРС использовала несколько раундов количественного смягчения с более заметным эффектом, а также другие политические меры, не описанные в учебниках, но вполне согласующиеся с тем, что в них сказано. Научный интерес Бена Бернанке к Великой депрессии оказался на редкость полезным и актуальным. О том-то и речь: сегодня инструментарий кредитно-денежной политики вмещает в себя намного больше инструментов, чем можно было себе представить еще десять-пятнадцать лет назад. А что же руководство центрального банка в их скучных серых деловых костюмах? Автор одной статьи, вышедшей в 2012 году, пишет, захлебываясь от восторга: «В 2008 году они спасли мир от экономического коллапса. Они способствовали восстановлению экономики, не в последнюю очередь путем покупки множества государственных облигаций. Они переписали правила глобальной банковской деятельности»[586]
.