Голые деньги. Откровенная книга о финансовой системе

После 2008 года на складах почти всех экономик мира скопились огромные залежи нераспроданных товаров. Центральные банки понижали процентные ставки, чтобы стимулировать внутреннюю экономику и обесценить национальную валюту. При прочих равных условиях более низкие процентные ставки делают страну менее привлекательным местом для инвестиций. Когда инвесторы продают местную валюту, чтобы воспользоваться преимуществами более перспективных инвестиций в других странах мира, обменный курс снижается. Это подводит нас к ситуации 2010 года, когда Wall Street Journal писала: «Сегодня как минимум полдюжины стран активно пытаются обесценить свою валюту, и больше всех Япония, которая старается любым способом остановить рост иены после майского 14-процентного скачка»[174]. (Кстати, именно этот скачок стал убийственным для Toyota.) Более слабая валюта представляет собой логическую реакцию на глобальный экономический спад.

Поначалу все чувствуют себя неплохо, но вскоре начинаются серьезные проблемы. Да, мы-таки достигли этой точки. Мощь валюты относительна. Если одна валюта ослабевает, другая должна укрепиться. Тогдашний глава Международного валютного фонда предупреждал: «Сегодня высок риск того, что единый хор, который позволил нам побороть финансовый кризис, распадется на какофонию диссонирующих голосов, поскольку страны все чаще действуют в одиночку. И от этого, несомненно, пострадают все». Все валюты не могут одновременно ослабнуть с чисто математической точки зрения. Это все равно что вставать на футбольном матче, чтобы лучше видеть поле: отличная стратегия до тех пор, пока остальные не сделают то же самое. Как писал об обесценивании национальных валют Economist (используя ту же аналогию с футболом), «лучше не стало видно никому, но всем стало менее комфортно»[175].

Парадокс манипуляций с валютой заключается в том, что многие страны, преследующие исключительно собственные интересы, в итоге могут оказаться в мокрой, холодной постели. Валютная война обычно ведет к усилению инфляции в участвующих в ней экономиках (поскольку все они увеличивают денежную массу) без изменения относительных обменных курсов. В худшем случае нарушается структура торговли, что наносит странам значительный экономический ущерб. Нынешняя ситуация, по всей вероятности, еще не настолько плоха. Действительно, с точки зрения торговли все втянутые в процесс страны, образно говоря, одновременно вскочили со своих мест, но в результате никто не получил лучшего обзора. Тем не менее некоторые эксперты в этой области, в том числе экономист Барри Эйхенгрин из Калифорнийского университета в Беркли, изучавший конкурентные девальвации 1930-х, утверждают, что кредитно-денежная политика, предполагающая ослабление национальных валют (в первую очередь более низкие процентные ставки), — мощное средство для восстановления мировой экономики, в частности для борьбы с дефляцией, которая становится еще более серьезной проблемой, чем инфляция.

Эйхенгрин пишет о Великой депрессии: «Ни одной стране мира не удалось выйти из депрессии благодаря экспорту, так как им некому было продавать дополнительную экспортную продукцию. Но это не главное. Важным было то, что страны одна за другой переходили к политике ослабления национальной валюты, поскольку им больше не нужно было беспокоиться о валютном курсе. И этот монетарный стимул, ощущающийся во всем мире, оказался, вероятно, ключевым фактором, который инициировал и поддерживал восстановление глобальной экономики»[176]. Эйхенгрин, по сути, описывает ситуацию, когда группа универмагов разом начинает массовую распродажу. Никому из них не удается оттяпать долю покупателей у конкурентов, потому что все предлагают одинаковые базовые скидки. Однако более низкие цены становятся мощным стимулом, заставляющим людей отправляться за покупками, а это выгодно всем магазинам.