Голые мозги, кафельный прилавок

Но там сложнее. Эта Aradne Wiremux, имеющая склонность к кабаре-цирк-дарк-и т. п. стилистике, вряд ли любитель. Схожих подборок у нее много. Dark Cabaret/Vaudeville/Freakshow/Dark Folk Collection. Dark Cabaret Collection – The Jolly Hell Ride. More Femme Dark Cabaret. The Eerie Waltz & Tango Playlist – Dark Cabaret Style. My Mad Love Song Collection. Alternative Cabaret Rock / Punk Cabaret Etc. The Spooky Evil Dark Horror Circus Freakshow Song Collection. The Eerie Wicked Love and Stuff Like That. The Roaring Flapper Playlist. Ах, считаем, что точки между названиями – мелкие капли вишневого/брусничного варенья. Есть даже Cartoon Swing/Jazz Songs Playlist. Подборки не прямолинейные, так Halloween Songs начинаются с I Put a Spell On You (1956, by Jay Hawkins), но не в классическом варианте. Там не ее автор, нежный Screamin Jay Hawkins, не Nina Simone, не Creedence Clearwater Revival, не Annie Lennox, не Bryan Ferry, не Jeff Beck, не Joe Cocker, а не очень-то известные Blackberry Wood (Vancouver, British Columbia, Canada, организовались в 2006-м).

В нынешней ноосфере есть выгоды. В ней все неподалеку, теперь такой Medium, что оперируешь чем угодно, не зная об удаленности. Окружающие – действующие лица твоих историй, что создает компанию; несомненно, это кабаре. Но не как беспросветное веселье, в кабаре стеб есть печаль; кусок угля, ладно, черная перчатка в белой, меловой воде. Или в молоке, потому что это безобразие, когда все упаковывается, употребляется, переупаковывается и употребляется снова. Поэтому и «Dark кабаре», у меня здесь тоже оно.

Так уходишь в нарастающие частности, включаясь через них в некое Всеобщее (да, это мутная фраза). Начинаешь сочинять в холодном отношении к действительности, но зацепишься за что-то – и тебя начнет сносить, превращать в эмоциональный автомат. Слово за слово, копипаст, еще копипаст: разумеется, по делу, это должно быть здесь, но постепенно заходишь в тему и уже подлежишь ее гравитации. Как если бы катящийся шар всосал Китона внутрь при – даже легком – соприкосновении. Тут, допустим, звук причмокивания.

Шары, это серьезно. Например, книга о нью-йоркских небоскребах (Колхас, Delirious New York, там и о них) не просто история небоскребостроительства, но описывает некий, уже почти древний организм, обладающий отчетливой субъектностью. Выглядит так, будто сначала возник именно этот организм, он-то и произвел строения на Манхэттене. Но не осознавали же исходные застройщики и архитекторы эту тему во всей ее мыслимой совокупности. Это уже после возникли «Небоскребы как таковые», шар. Или шар «Поэзия Серебряного века». Существует сама по себе, неважно, какие имена внутри, а что это было тогда? Что-то такое, что теперь называется так. Уже все равно, что именно там внутри. Или «Эпоха Минь», кто тут – вне Китая – знает имена и даты, но шар «Эпоха Минь» в наличии для многих. Но это если со стороны, а когда внутри шара? А там так, сяк, такие разветвления и что угодно, но все видно только внутри шара с этим названием, оно и создало границу. Вот жанр кабаре. А внутри шара отдельная жизнь, как в метро вошел. Или в бассейн, еще только в здание – уже пахнет сыростью и бассейном. Этакий шар, и совершенно не имеет значения, кто как умеет плавать или с какой целью зашел вообще.

Кафе «Джинн» – тоже. Неведомые шнуры чьих-то намерений, обстоятельств, чувств и физических действий сначала образовали эту позицию жизни, зацепившись друг за друга, а теперь и оплетают всякого пришедшего туда. Как когда-то при увеличении черно-белой фотографии в газете становился виден растр – теперь тут можно почти увидеть, как разноцветные гибкие жгуты организуют тебя здесь, в данный момент. Так, сущая ерунда, они слабые, мало ли что намалевано на стенах, а и не намалевано, просто что-то торчит, предполагая какие-то ответные реакции или и не предполагая. Но сейчас есть только они. Много, наверное, историй раскручивалось перед этой картинкой, ну или люди приходили со своими историями; чихали, разливали под столом или не скрываясь, гоготали, отправлялись отсюда в приключения (сейчас, например, можно записать, о чем говорят за соседним столом, – уже появились бы и персонажи, и даже диалог – а зачем?). Или – глядя в окно – собачка идет по улице и с какой-то, не так чтобы именно целью, но в какой-то гармонии с ней – рядом стена такого-то цвета. Да и гармония необязательна, а просто собака, улица, стена. Собачка идет почему-то, стена такого цвета по другой причине, но они склеились и теперь тут совместно. Плюс еще эти мысли о них, так все и собирается на непересекающихся основаниях. Сошлись здесь, как если бы девица с картины именно их приглашала внутрь своей отчасти вытянутой рукой, заранее радуясь тому, что вот-вот сюда придут улица, стена, собачка, мысли обо всем этом – и что-нибудь да затеется.

Рынок