Голый конунг

Поэтому и события июня 860 г. для Клейна понятно какие были – «был обычный грабительский набег норманнов». Откуда он это взял, из каких источников? Намекнул бы, а то все в дремучей темноте живем. Да и хотя бы один артефакт продемонстрировал. Может быть, медалька у него имеется с надписью, процарапанной рунами: «Доблестным скандинавам и Клейну за славный поход на Константинополь в 860 г. от Одина».

В известных науке источниках, как, например, в беседах Фотия, свидетеля нашествия росов на Константинополь в 860 г., констатируется, что под стены столицы прибыл, хотя и на кораблях, именно народ: «народ не именитый, народ не считаемый (ни за что)… народ, где-то далеко от нас живущий, варварский, кочующий, гордящийся оружием», а не «гребцы» Клейна с веслами наперевес и на перевязи (уж не в их ли честь в советское время так любили ставить повсюду гипсовые статуи юношей и девушек с веслами? Генетическая память – не шутка!). Причем патриарх подчеркивает, что этот народ «всех поражает мечом», а не тупо избивает веслами. Да еще напоминает согражданам, какая беда была так рядом с ними: «Помните ли тот час невыносимо горестный, когда приплыли к нам варварские корабли, дышащие чем-то свирепым, диким и убийственным… когда они проходили пред городом, неся и выставляя пловцов, поднявших мечи, и как бы угрожая городу смертию от меча», но все же не от весел. И «Житие Георгия Амастридского» указывает, применительно к 20—40-м гг. IX в., на широкую известность народа руси, т. е. опять же не «гребцов»-«веслоносцев», на берегах Черного моря: «Было нашествие варваров, руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия»[209].

В «Житии святого Кирилла», написанном в 869–885 гг. в Паннонии (Подунавье), рассказывается, как Кирилл в Крыму, в Корсуне, в 861 г. приобрел «Евангелие» и «Псалтырь», написанные «русскими письменами», которые помог ему понять местный русин. По логике Клейна, «русские письмена» – это «письмена гребцов» («гребцовские письмена» звучат уж как-то грубо), которыми Кирилл овладел при помощи местного «гребца». У шведов, помнится, до конца VIII в. применялся старшерунический алфавит, вытесненный затем новым руническим алфавитом – «младшими рунами»[210]. И эти оба алфавита не то, что при написании «Евангелия» и «Псалтыри», при издании дешевеньких комиксов про героические деяния скандинавов на Руси и в Византии не могли быть использованы.

Как констатировал в 1979 г. М.И. Стеблин-Каменский, рунический алфавит «использовался в функции более примитивной, чем та, которая обычно свойственна письменности. Он возник в обществе, в котором не было ни условий для широкого применения письменности, ни потребности в таком ее применении. Он как бы унаследовал те функции, которые были свойственны наскальным рисункам бронзового века с их зачаточной идеографичностью». Даже тогда, отмечает ученый, когда руны использовались как фонетические знаки, цель надписи заключалась не в сообщении какой-то информации, а в том, чтобы уберечь могилу от надругательства, защитить живых от мертвых, принести счастье владельцу предмета, на котором были нанесены руны, и т. п. По этой причине рунические надписи не предназначались для прочтения, что видно по могильным плитам, зарытым надписью вниз. В целом, подытоживает Стеблин-Каменский, «ни одна надпись старшими рунами не представляет собой записи произведения словесного искусства».

Сегодня норманнист Е.А. Мельникова (ее Клейн почему-то величает «докт. филол. н.», хотя, по документам, она доктор исторических наук) говорит, «что единственная известная скандинавам IX–X вв. письменность, руническое письмо, по своему характеру не применялась и не могла применяться для записи сколько-нибудь пространных текстов. Краткие магические заклинания, имена (владельческие надписи), наконец, формулярные эпитафии на мемориальных стелах – основные виды текстов, записывавшихся руническим письмом». Лишь в XI–XII вв., поясняет Мельникова, сфера применения рунического письма расширяется, «но и в это время оно не применяется для записи пространных нарративных текстов или документов»[211].

Таким образом, в аутентичных памятниках IX в. – Баварском географе (начало IX в.), Бертинских анналах (839), византийских житиях Стефана Сурожского и Георгия Амастридского (первая половина IX в.), в сочинениях константинопольского патриарха Фотия (860-е) – речь идет именно о народе Ruzzi (латинский плюраль «русы») и рос. Как резюмировал академик О.Н. Трубачев, «нет достаточных оснований связывать этот «информационный взрыв» известий о племени Рус, Рос IX века с активностью северных германцев в том же и последующих веках». А.В. Назаренко, говоря о пяти этниконах на – rozi Баварского географа – шеббиросы, атторосы, виллеросы, сабросы, хосиросы, подчеркивал, что они находятся «в кругу племенных названий явно славянского происхождения», для которых «допустима дунайско-причерноморская локализация»[212].