Шведский археолог И. Янссон в 1985–1987 гг. и 1998 г. утверждал в рамках теории Арне, несколько только приуменьшая масштабы его рассуждений, что «размер иммиграции» шведов на Русь в IX–XI вв. был «настолько велик», что иммигрантами были даже «простые люди», что скандинавы переселялись туда «целыми коллективами, да и в походы и на военную службу прибывали большими группами, что предполагает их постоянно проживание, нередко семьями, в городах и иногда сельских местностях». При этом дополнительно еще указав, что на Руси были также выходцы из Дании и Норвегии. Вместе с тем он с сомнением предположил (но в норманнистике вначале как бы предполагают, а затем ссылками на это предположение превращают его в реальный факт, который намертво закрепляется в науке), что численность его предков, якобы бывавших на Руси, могла равняться более чем 10 % населения Швеции, т. е. в «гостях» у восточных славян ежегодно бывал каждый десятый швед. А из числа примерно 700–800 тысяч жителей Швеции (по С.А.Гедеонову, «500 000 голов») – это 70 000—80 000 человек в год[277]. В таком же ключе ведет разговор шведский археолог и сегодня. «Можно предположить, – говорил он в 2007–2009 гг., – что достаточно большие группы скандинавов переселились на Русь и что они играли важную роль не только в экономических, но также в военных и политических процессах»[278]. И такие вот предположения – Арне ли, Янссона ли – на троекратное и раскатистое русское «ура!» принимаются нашими учеными и тут же переходят в их работы под видом «научных фактов», становящихся железобетонными аксиомами «академической науки».
В 1989 г. весьма авторитетный в науке и обществе филолог академик Д.С. Лихачев под влиянием цифр Клейна – Лебедева – Назаренко, выводов их зарубежных коллег и постоянно увеличивающегося археологического материала, градус толкования которого в пользу скандинавов в условиях приснопамятной перестройки, демонтирующей все советское, в том числе так называемый «советский антинорманнизм», намного повысился, предложил, повторяя затем эту мысль неоднократно, называть Древнюю Русь, «особенно в первые века ее исторического бытия», «Скандославией», потому как «княжеско-вечевой строй Руси сложился из соединения северогерманской организации княжеских дружин с исконно существовавшим на Руси вечевым укладом»: Скандинавия дала ей «в основном – военно-дружинное устроение», и призванные из Швеции «конунги» Рюрик, Синеус и Трувор «могли научить русских по преимуществу военному делу, организации дружин» (но при этом заметив, не объясняя, что «в Скандинавии государственная организация существенно отставала от той, которая существовала на Руси…»)[279].
В 1995–2000 гг. историк Р.Г. Скрынников повествовал, под воздействием Мошина, Стендер-Петерсена, Лихачева и отечественных археологов, глазами Арне и Янссона смотревших на свою же историю и сумевших навязать свои видения в качестве непререкаемых истин, которым обязаны следовать другие ученые (иначе – вон из науки!), что во второй половине IX – начале X в. на Руси «утвердились десятки конунгов» («викингов-предводителей», «норманнских вождей»), основавших недолговечные норманнские каганаты, «норманнские» Киевское и Полоцкое княжества, «норманнские княжества» в Причерноморье и в Прикаспии, что Новгород являлся «основной базой норманнов в Восточной Европе», что в русских землях находилось «множество норманнских отрядов», что в Х в. «киевским князьям приходилось действовать в условиях непрерывно возобновлявшихся вторжений из Скандинавии» (то, что выходцев оттуда было, а как тут опять не вспомнить милые наши сказки, «тьма-тьмущая», видно из слов Скрынникова, не подкрепленных, конечно, фактами, что «на обширном пространстве от Ладоги до днепровских порогов множество мест и пунктов носили скандинавские названия»).