Голый край

– Ни будим бисся насьметь, – передразнил его отец и по толпе прокатилась волна смешков. – Моя дочь объявит начало поединка! Майя!

Десятки глаз уставились на меня. Черт, а что сказать-то?

– Бойцы… – неуверенно начала, а затем резко подняла в воздух кулак и выкрикнула: – Деритесь!

Опьянение отца вмиг будто бы испарилось. Словно и не был пьян.

Резко вырвался вперед, нанося мощный удар сверху. Вургар также стремительно отразил атаку.

Капитан оттолкнул противника и молниеносно взмахнул палкой сбоку. Тот даже не попытался блокировать удар, а принял его, не поведя и бровью, и схватил “оружие” солдата. Резко взмахнул рукой, пытаясь опрокинуть Вургара, но тот ударил его ногой по колену.

Папа не выдержал и упал на холодные камни. Вургар занес палку над головой, но отец бросил свое “оружие” прочь и обеими руками схватил капитана за ноги. Издав утробный рык, поднял противника на свои плечи, а затем резко впечатал всем телом в камни. Капитан хрипло вскрикнул от боли, но тут же ногами обхватил ногу соперника и снова уронил его, жестче и больнее.

Почти одновременно они вскочили на ноги. Вургар сделал два выпада палкой, однако отец отпрыгнул назад, и она лишь просвистела в воздухе.

– Дерись как мужчина! – закричал во все горло батя.

Вургар бросил палку.

Они синхронно бросились друг на друга, и их кулаки врезались в челюсти. Капитан отшатнулся назад, а отец лишь сплюнул кровь и снова набросился на противника.

Удар отца воин заблокировал, схватив его за руку. Свернул ее, зажимая захват, Борт взревел от боли и наугад ударил локтем позади себя. Удар пришелся капитану по ребрам, и тот выпустил противника.

Они встали, пошатываясь, друг напротив друга. Два зверя, две огромные силы и годы тренировок и практики. Оба они снова накинулись в бой, но папа в этот раз подпрыгнул и буквально влетел в капитана ногой, повалив на землю.

– Я!

Борт стал бить по лицу, но Вургар закрывал его руками.

– Все еще!

Папа схватил руку противника и резким ударом кулака по ладони впечатал костяшками пальцев в камни. Рука Вургара словно оказалась между молотом и наковальней.

– Сильнее!

Финальным ударом выбил капитану зуб, а затем дрожащими пальцами вырвал из глазницы искусственный глаз и бросил в море.

Воин потерял сознание еще на последнем ударе, но отец все так же восседал на его бессознательном теле. Он собрал пальцами кровь с его лица и нарисовал на своем кровавые полосы. Вскинув голову кверху, утробно, по-звериному зарычал.

Все вдруг уставились на меня. Даже отец, с застывшим оскалом на лице и кровью на руках и щеках, тяжело дышал и ждал моих слов.

– Папа… Борт победил! – выкрикнула, и толпа взорвалась бурными овациями.

* * *

Проблема, которая меня беспокоила, начала проявляться еще после моего обмана людей Ярла. После того, как была организована солеварня, она приобрела… неожиданный характер.

Воины уехали обратно в Скаген, забрав положенное количество зерна. Драки драками, но налог все же платить надо, иначе сюда придет куда больше людей из дружины Ярла, и всем нам не поздоровится. Вслед за ними, буквально на следующий день, ушли мужчины, в числе которых был и мой отец. В небольшой тележке, на которой обычно грузили припасы в плавание, они увезли два мешка соли. У нас не было другого способа упаковать ее, поэтому мы использовали те же мешки, что и для зерна, разве что пришлось натянуть сразу по два, чтобы соль не рассыпалась.

В деревне снова воцарился мир и покой.

Мы с мамой проснулись ранним утром. Вернее, первой проснулась она и тихо, стараясь меня не разбудить, плела крапивные веревочки у огня.

– Доброе утро, – вяло поздоровалась, еще продирая глаза.

– Проснулась, вороненок? – мать ласково улыбнулась.

– Ага-а-а… – зевнула в ответ.

Она издала легкий смешок и вернулась к своему занятию. Я же села на кровати и стала наблюдать за ее работой, так как больше заняться было особо нечем.

Ее тонкие пальцы ловко скручивали гибкие волокна крапивы между собой, образовывая длинную, тонкую веревочку. Движения были так точны и отточены с годами, что сейчас мама скорее напоминала робота, методично выполняющего свою функцию, нежели человека.

– Кстати, – сказала, не отрываясь от плетения. – Тебе опять принесли подарки.

– Ну, не мне же… – протянула. – А злому духу.

– Не злому, а доброму, – мама улыбнулась, но эта искорка счастья быстро исчезла с ее лица. – Так говорят.

– Мам, ты правда думаешь что я – дух?

Та вздохнула и молча посмотрела на меня, устало улыбнувшись.

– Ты – моя дочь. А остальное неважно. Я бы любила тебя любой, но ты даешь мне повод для гордости.

Меня этот ответ более чем устроил, и я не смогла сдержать самодовольной улыбки.