Гомеостаз (СИ)

Наверное, её пассивность ранее дала ему основание думать, что они опять могут свободно прикасаться друг к другу. Он заблуждался. Но Гермиона хоть и попыталась отстраниться, не приложила к этому и половину тех усилий, что должна была, а, напротив, быстро сдалась и обмякла. Реально драться с ним, физически или магически, у могилы друга, учитывая, что Аластор не делал ничего предосудительного, было бы слишком. Так что щека прижалась к его неизменному жилету (и как он так долго сохранял приличный вид, учитывая образ жизни Грюма? Может, у него всё же было несколько одинаковых наборов одежды?), а привычный запах морозной свежести и хвои окутал её.

Конечно, возмутиться хотя бы устно ей ничего не мешало в любом случае, и Гермиона действительно недовольно нахмурилась, будто приготовилась к гневной отповеди. Но на деле скорее пытаясь удержать слезы, которые каким-то образом прорывались изнутри через все ментальные преграды, видимо, поддавшись влиянию неожиданно действенных слов Аластора. Или всё дело было в том, что у неё наконец-то не нашлось возможности привычно прикрыться обязанностями, учитывая очередные выверты времени, из-за которых она оказалась отрезана от мира?

— Если ты считаешь, что я сейчас в расстроенных чувствах упаду в твои объятия ещё и в фигуральном смысле, то ты ошибаешься, — все же удалось выдавить ей. Никакого гнева и возмущения в голосе не читалось.

— Выдохни, Гермиона. Это называется забота.

— Для этого не обязательно меня трогать.

— Возможно. Но я переживал за тебя и до сих пор переживаю. И мне ты чувствовать запретить не можешь.

— Уже даже не пытаюсь. Просто не… Я не знаю, что «не», но держи себя в руках.

— Лучше я буду держать в руках тебя.

— Аластор, — устало добавила она с неясной целью, так как вырываться не продолжила.

И всхлипнула, тут же недовольно засопев из-за своей слабохарактерности.

— Знаешь, когда мы вернулись с Роном из патруля, и ты заметила у меня на лице «брусничный соус», на самом деле это была моя кровь. Мы тогда пытались вычислить, где располагается резиденция Воландеморта, раз уж у Малфоев, как в вашем мире, он не квартировался. Логично было бы предположить, что у Лестрейнджей, но… В общем, мы вышли на Амикуса Кэрроу и его дружков, — Грюм вздохнул. — И я сам на них полез, думал, закончить дело, раз уж подвернулась возможность. А потом не смог его прикончить. Алекто смог, но как-то мимоходом, в горячке боя, в ярости, зная, что она убила Мэган. А этого урода не смог, даже когда он задел меня. У него же имелось на это право. Я, пожалуй, тоже хотел бы отомстить за сестру.

Гермиона не могла ответить — приходилось следить за дыханием, чтобы плакать тихо и сдержанно, насколько это было возможно. Впрочем, что она могла сказать? Похвалить его и оповестить, что это хороший знак, что он ещё не совсем обезумел, не озлобился, не потерял связь с реальностью? Упоминать его нестабильное психическое состояние уже, наверное, в сотый раз не хотелось. Кто бы говорил.

— Рональд тогда прикрыл меня, хотя рисковал попасться и раскрыться перед ними. Мы смогли уйти. И весь его комментарий к этой ситуации свелся к тому, что он попросил меня не пугать тебя своим видом.

Да, Рон уж точно не собирался никого учить уму-разуму. Уж кому, как не ему, было знать, как можно ошибаться и подводить друзей.

— Так что считай, что я передаю тебе эстафету участия, — усмехнулся Аластор. — Хотя не похоже, что я реально могу тебе чем-то помочь.

Гермиона шмыгнула носом и дернула его за отвороты плаща. И только тогда осознала, что он опять гладит её по голове, уже, наверное, с минуту. Учитывая, что она не пользовалась услугами парикмахерской с октября, подстригаясь кое-как самостоятельно (пришлось всё же найти соответствующее заклинание, чтобы добираться до затылка), а в последнее время вообще пренебрегала стрижкой, укладывая отросшие волосы, делать это ему было весьма удобно. Не грива из прошлого, но уже намеки на неё.

Это действие было глупым и реально каким-то даже беспомощным, но саркастично одергивать Аластора ей всё равно почему-то не хотелось. Да и у кого вообще она могла сейчас вот так разныться, условно, на плече? Не у Северуса уж точно. То есть в принципе, по другим поводам, возможно, но вот оплакивая Рона — точно нет. Вряд ли Снейп жалел о его смерти и даже вряд ли смог бы сделать вид, что ему жаль. Он вообще вполне себе мог печалиться о судьбе Лорда. Да, он обманул Господина. Да, прямой опасности подверглась и Лили, и она. Потерять их Северус явно не хотел. Но наступил ли для него именно тот переломный момент, который позволил ему измениться в её реальности? Не посчитал ли он все произошедшее просто трагичным стечением обстоятельств по итогу?