Гомер

Идеалы эти, как мы видели выше, чрезвычайно сложные. Что здесь перед нами эпос,

это мы старались формулировать возможно точнее и научнее. Но что это за эпос? Дальше

мы увидим, что этот эпос весь бурлит лирическими эмоциями, драматическими

положениями, трагическими катастрофами, тончайшей юмористикой и грубым комизмом,

злой иронией и трогательным состраданием, постоянными оценками героев и событий со

стороны поэта, глубокими, почти философскими сентенциями. Все это, можно сказать,

приводит эпос к его окончательной гибели; и от хваленого беспристрастия Гомера почти

ничего не остается. Однако не нужно доходить здесь до полного нигилизма в отношении

эпоса. Поэмы Гомера отличаются совершенно неповторимым и непревзойденным

иронически-юмористическим изображением божественного и героического мира. Тут

был создан очень тонкий художественный стиль, который весьма трудно

проанализировать, но который совершенно невозможно игнорировать при анализе

культурных напластований у Гомера. Сейчас же нужно отметить, что этот иронически-

юмористический художественный стиль есть тоже создание ионийского эпоса и, вероятно,

[114] позднейшее. Можно понять современного французского исследователя Гомера Э.

Миро, который в своей книге «Гомеровские поэмы и греческая история» (т. II, стр. 421

сл.), может, несколько преувеличенно пишет:

«Гомер – не есть религиозный ум. В его произведении боги встречаются всюду, а

религиозное чувство нигде. Гомеровские боги, сияющие молодостью и красотой, слишком

близки людям, слишком похожи на людей, чтобы внушать верующим истинное

благочестие... Эти, слишком, человеческие боги поистине не являют собою никакой

большой моральной идеи».

Кроме того, гомеровские поэмы отличаются еще одной – тоже неповторимой –

особенностью, это крайним развитием эпического любования вещами. Всякий эпос

вообще созерцает жизнь по преимуществу как вне-личную и чисто-объективную

данность, т. е. более или менее извне. Но ни один эпос в мире не дал любования вещами в

таких размерах, как «Илиада» и «Одиссея», где иной раз не только десятки, но и сотни

стихов посвящаются тем или другим произведениям художественной промышленности. И

это относится не только к одной художественной промышленности.

При всем этом – какая у Гомера субъективная взволнованность и оценочный подход

к действительности, как часто его покидает беспристрастие и он становится оратором и

агитатором, как часто он не может скрыть своих восторгов или своей ненависти.

Агамемнон у него сравнивается с богом и выставлен как благородная, мощная и

великолепная фигура. Но вчитайтесь подробнее во все тексты, где речь идет об этом: царе,

сравните их между собою; и вы поразитесь как Гомер везде подчеркивает его

необоснованную властность, надменность, самомнение, неуважение к другим, алчность,

деспотизм и беспринципное угнетательство, сквернословие, трусость, глупость и

порочность вплоть до ординарного пьянства. Гомер любит какого-нибудь Диомеда,

Патрокла или Менелая, любуется стройной Навсикаей и радуется патриархальности

свинопаса Евмея. Но он остро ненавидит Агамемнона, пишет памфлет против Ахилла,

саркастически иронизирует над Афродитой и Артемидой, уничтожает ореол Ареса и явно

пропагандирует троянскую линию. Тут очень много пристрастия и эпос слишком часто

переходит в агитацию и моралистику, пусть иной раз тончайшим образом скрытую за

красочной видимостью эпической живописи и скульптуры. При этом мы пока еще не

рассмотрели всех приемов поэтической речи у Гомера, а сосредоточились только на

отраженной у него действительности. Изучение поэтического языка еще более покажет

отход гомеровских художественных приемов от старинного, строго эпического стиля. Это

уже поздний эпический стиль, бурлящий далеко не эпическими концепциями.

Наконец, эстетическая культура Ионии сказалась у Гомера еще в виде чрезвычайной

склонности к авантюрно-сказочным сюжетам, которые более близки к первобытной

[115] мифологии и своем непосредственном содержании, но которые еще дальше от нее,

чем чистый героический эпос по своей эстетической установке. Эти сюжеты имеют

откровенную целевую установку – услаждать, забавлять досужего и эстетически

прихотливого слушателя. Неувядаемые образцы этой авантюрно-сказочной мифологии

Гомер дал в «Одиссее» в IX-XII песнях. И хотя авантюрно-сказочный элемент издавна

имел место в греческом эпосе, все же его высокое художественное развитие и его

причудливое переплетение с героическим эпосом есть всецело достижение ионийства и

Гомера.