Гомо акватикус

Бюльман предупреждает Келлера по телефону, что последние двадцать метров надо подниматься двадцать шесть минут. Его строгий голос напоминает мне, что если мы схватим кессонную болезнь, то это произойдет скорее всего в ближайшие минуты. Но пока никаких симптомов. Нам предлагают переключиться на кислород. Слышно, как на плоту кто-то смеется. К нам с аквалангом ныряет помощник Келлера Штирнеманн. Он жестами спрашивает, все ли в порядке. Мы киваем в ответ, хотя я вижу, что у Келлера внутри маски кровь и пена. Потом выяснилось, что кровоточил нос. Штирнеманн вопросительно показывает Келлеру на маску. Тот отмахивается. Штирнеманн пожимает нам руки и поднимается наверх. Его сменяют два фотографа.

Сейчас впервые мы ощущаем холод воды. Хотя здесь, у поверхности, она значительно теплее, чем в глубине. Чтобы согреться, обхватываем друг друга и начинаем танцевать какой-то дикий танец. Сверху нам транслируют джазовую мелодию. Когда она кончается, начинаем орать в телефон что-то такое, что нам кажется очень остроумным. Через некоторое время неуверенный голос сверху спрашивает: „Мистер Маклиш, как у вас дела? Все в порядке?“

Мы выбрались на поверхность через час после начала погружения. По показаниям приборов мы спустились на глубину двухсот двадцати двух метров. Я подошел к Келлеру, чтобы поздравить его еще раз и спросить, что же произошло на глубине.

— У меня одно время не хватало воздуха, — сказал я.

— У меня тоже, — ответил Келлер. — Что-то разладилось. Но мы исправим. В следующий раз будет лучше…»

— Трудности появились на стовосьмидесятиметровой глубине, — вспоминал об этом погружении сам Ганс Келлер.

Неожиданно стало все труднее дышать через вентиль. Я наблюдал за Маклишем. Он, очевидно, также испытывал трудности. Но он хотел продолжать. Мы все еще погружались. Дышать становилось все труднее. Создавалось впечатление, что мы дышим через соломинку. Я судорожно размышлял, какая авария могла произойти. В барокамере ничего подобного ни разу не происходило. Мы достигли глубины двухсот двадцати метров. Я дал сейчас же сигнал к возвращению. Мои друзья на поверхности взялись за дело горячо и быстро, подняли нас кабелем на сто метров. На стосорокаметровой глубине вновь возобновилось безупречное дыхание. На пятидесятиметровой глубине показались проблески света, мы услышали музыку по телефону. Дальше все было совсем просто.

Я думаю, что трудности с дыханием возникли из-за обледенения резиновой мембраны, пропускающей воздух. На глубине двухсот метров мы ежеминутно потребляли пятьсот литров газа. Смесь при вдыхании сильно разрежалась и охлаждалась до минус двадцати градусов, хотя вода вокруг имела температуру плюс четыре градуса.

«Моя цель — 1000 метров»

Проблема границы абсолютной глубины погружений для человека должна быть настоятельно поставлена перед наукой. До сих пор речь шла о том, чтобы достигать глубины 200–300 метров с легкостью, гарантирующей практически допустимые нагрузки. Эта цель, которая теперь фактически достигнута, делает возможным практическое освоение континентального плато.

— Но можно ли погружаться еще глубже? На 500, 1000, 4000 метров? Где лежит предел? — спрашивает Келлер.

Новейшие исследования свидетельствуют о том, что уже глубина в 3000 метров для человека недостижима. Трудности вопреки распространенному мнению оказываются косвенного порядка.

Само по себе действие давления окружающей среды не является проблемой.

Амеба, например, рассуждает Келлер, может погружаться на глубину 10 тысяч метров, если температура ее тела постепенно изменяется. Но для высших животных, а тем более для человека, такие метаморфозы температуры тела практически невозможны.

— Видимо, — считает Келлер, — при попытках проникнуть на очень большую глубину нам придется пережить нечто подобное сильной лихорадке. Очевидно, — рассуждает он далее, — на такой глубине можно было бы жить, пользуясь особыми медицинскими препаратами. Но пока что это утопия, потому что мы не знаем, какие реакции организма будут нарушены. Как показывают лабораторные исследования, необратимые реакции в живых тканях наступают при погружении на глубину более трех тысяч метров.

Отсюда Ганс Келлер делает вывод, что эта глубина является пределом досягаемости для человека, снабженного аквалангом, и пассажиров глубоководных лифтов. Конечно, подходить к трехкилометровой отметке люди будут постепенно, шаг за шагом.

— Моя ближайшая цель — достичь тысячеметровой глубины, — говорит Келлер.

Вскоре после этого Келлер приступает к очередной серии экспериментов в барокамере — испытывает различные газовые смеси на глубинах до трехсот метров.

— В другой раз в моей маленькой лаборатории в одноместной барокамере я подвергался избыточному давлению, равному всего двум десятым атмосферы, что соответствовало погружению на два метра. Но после этого я «нырнул» на «глубину» пятидесяти двух метров, а затем за тридцать одну минуту поднялся на «высоту» двенадцати километров. Это изменение окружающего давления как раз соответствовало погружению на глубину трехсот метров. Но ничего опасного не случилось.