Гомункул

Пианино тем временем бесчинствовало, а ящик на его крышке пританцовывал в такт безумной музыке. Ободренный кончиной павлинихи и уверенный, что должному объективному отношению вполне под силу разрешить таинство незримого пианиста, Нарбондо стремительно бросился к инструменту и сдвинул назад верхнюю доску. Подобрав кочергу, он воздел ее к потолку и уставился внутрь, но не обнаружил там ничего, кроме скачущих молоточков. Покосившись на Пьюла, который уже успел отступить в угол с притихшим там Кракеном, доктор тихонько потянул вверх крышку клавиатуры. Та оказалась заперта. Озадаченный Нарбондо нашарил ключ, отпер крышку и, подняв ее, вскрикнул от удивления: его глазам предстала жуткая сцена. По клавишам бесцельно барабанили кости растопыренных, неугомонных пальцев Джоанны Сауткотт. Они бегали взволнованным аллюром туда-сюда по клавиатуре и, даже свалившись на пол, продолжали дергаться и приплясывать.

— Ее руки! — вскричал Шилох, эхом повторяя свой прежний клич, но негодуя даже сильнее прежнего теперь, когда мнимая пропажа столь эффектно была ему явлена.

Нарбондо потянулся за брошенными Кракеном щипцами и, поймав поочередно обе кисти, шлепнул на стол. Первая немедленно спрыгнула вниз, и горбун, уже с живым азартом, бросился за нею и вернул на место. Наконец обе руки улеглись смирно.

— Это безобразие! — с жаром прошипел Шилох, конвульсивно дергая губами.

— Нет, это могущество алхимии! — прошептал Нарбондо, обращаясь к себе самому в равной степени, что и к остальным, и немедленно привел в действие разбрызгиватель тумана, нацеленный на скелет. Мать Шилоха потянулась. Хрустнули суставы. Шея повернулась, на полдюйма приподняв голову над грудной клеткой.

— Проклятье! — застонал Нарбондо, вспомнив о руках леди Сауткотт. Порывшись в коробке, стоявшей на его рабочем столе, он выхватил оттуда моток тонкой витой проволоки и примотал своенравные кисти женщины к культям ее запястий.

Челюсти мамаши Шилоха прищелкнули, словно ее удовлетворил результат его трудов. Кракен вконец охмелел от объявшего его ужаса. Неожиданно для всех он схватил графин с водой, поднес к губам его горлышко и сделал мощный глоток, после чего скатился на пол сотрясаемый кашлем. Пьюл от души пнул его — просто от нечего делать, — и тогда Кракен заполз за свой табурет и ухватил его за ножки, намереваясь отбиваться от дальнейших выходок ненавистного прихлебателя горбуна.

Комнату затянули клубы желтого тумана, плавно скользившие вокруг Нарбондо, занятого извлечением железы из внутренностей карпа.

— Ее руки! — в который уже раз возопил Шилох. — Ты насадил их задом наперед!

— Тишина! — крикнул горбун, вне себя от одержанного успеха. Он безустанно сновал подле стола, вальсировал у изголовья каталки, распрыскивая туман, приспосабливая змеевик к разрезу в трахее мертвеца, которого они с Пьюлом приволокли через потайную дверцу в стене. Заталкивая конец трубки в его легкие, он прикрикивал на Пьюла: нужно было срочно подержать распылитель, приподнять тулово Джоанны Сауткотт, отмерить пипеткой нужное количество всяческих жидкостей.

— У нее большие пальцы торчат назад! — все нудел проповедник, зациклившийся на ошибке Нарбондо.

— Ей повезло, что у нее вообще есть руки, — отрезал доктор, мечась по комнате в диком танце. — Если захочу, пришью ей обезьяньи!

Словно в ответ на эту угрозу, скелет леди Сауткотт воссел сквозь слои тумана, поднявшись над столом марионеткой из чьего-то горячечного бреда: челюсти клацают, а туловище раскачивается, словно колыхаясь на ветерке.

— Матушка! — вскричал Шилох, падая на колени. Из кармана рясы он выдернул закупоренную бутылку. Вырвав пробку, он щедро окатил ее содержимым существо, неуклюже тянувшееся к нему со стола, и затянул гнусавую молитву, не забывая креститься, бить поклоны и размахивать руками. Нарбондо продолжал распрыскивать туман, одновременно давя на педаль стоявшего на полу резервуара, качавшего бог весть какое вещество из легких мертвеца в укутанную саваном грудную клетку Джоанны Сауткотт. Газы жутковато шипели в просветах между ребрами — словно ветер в щели под дверью.

— Говори! — воззвал проповедник.

— У-ии, у-ии, у-ии! — ползший к нему скелет заухал и обрушился с края стола в сухом перестуке костей.

— Иисусе! — простонал Нарбондо, искренне расстроенный таким поворотом. Отделившаяся при падении ступня проскользнула мимо него под пианино; расставшаяся с тазом нога еще немного постояла этаким одиноким аистом, вихляясь в оседающем тумане, пока не повалилась вперед, чтобы наконец успокоиться, с тихим стуком прокатившись по полу. Только череп, разевая зубастый рот, пока сохранял признаки жизни, поворачиваясь вправо-влево на мраморе стола.

— Повелевай мне, о мать! — закричал проповедник, пытаясь его поймать, но затем отдернул руки, словно передумав. — Ты загубил ее!.. — всхлипнул он, устало замахиваясь на стоявшего рядом, с трудом дышавшего Нарбондо.

Шилох обвел лабораторию остановившим» и, невидящим взглядом.

— Она пойдет со мной! — выдохнул он.