Гончая свора

– Отец, как ты мог…

Думай, думай Шеез. Думай! Ещё есть шанс. Нужно попытаться использовать Гирвулд и не допустить к нему их. Если перенастроить частоты, то может получиться. Он выбирает путь – дверь на другой стороне.

Ботинки, обитые перестраивающимися пластинами, шаркают по гладкому полу. Направо. По коридору. Вниз. Он торопиться. Прямо. Твари добивают последних солдат. Налево. Направо. Выбивается из сил, падает, встаёт и продолжает, успевая запирать за собой ходы. Прямо по главному коридору. На бегу открывает внешнюю карту. Наружные датчики исправно работают. С орбиты летит прямая призма со сглаженными краями, длиной в несколько сотен миль. Модуль планетарного терраформинга. Следом за ним две части молекулярной камеры. Очень быстро проходят стратосферу. Что-то не так, траектория не корректируется. Неужели на Мьюраи отказали системы контроля? О нет… На карте видно как в верхних слоях атмосферы части распадаются. Направление взрывной волны: Ваиз-VI-II. Удар будет неимоверной силы. Скорее!

Нужная дверь, наконец! Он добежал раньше их, закрыл вход, обогнал саму смерть. Ну вот и всё, сейчас решиться его судьба.

Он установил взрывчатку на прибор. Что-то забыл, хотел сделать, но забыл… Послание! На тот случай если ничего не выйдет, если он станет последним пленником бремени смелых.

Яркий свет озарил помещения, когда он активировал Гирвулд, но перед тем как перенестись за грани расстояний, что в силах осмыслить живое существо, с верхнего уровня, пробив потолок, прямо перед ним возникло нечто не объяснимое. Шеез не различает пришедшего, но понимает, что тот отключил взрыватель. Что ещё он делает? Выводит Геф-панель? Ещё гезхор и он слышит только звук, сплетённый с эхом. Слышит, как будто палкой рядом неторопливо стучат о пол из пустотного камня: "Тук… Тук… Тук… Тук… Тук… Тук… Тук… Тук… Тук…".

Он дрожит, боится его до смерти, теряется в догадках, но в следующий же миг пелена окончательно затуманивает мысли, сознание растворяется нейронной пылью и путник отправляется к далёким звёздам.

Глава 15

Достигнув нужного скопления, он открывает глаза.

– Тяжёлый сон, досточтимый Лим? – голова раскалывалась, а с этим внезапным вопросом и вовсе зазвенела как колокол.

– Тяжёлый. Я летал в нём. – ответил сонный Лим, не спеша снимая с головы шумовую маску и выходя из углубления камеры дромм-сна, похожей на ракушку, поставленную вертикально.

– Что же может быть легче полёта? – удивился хиинец.

– Всё, для тех, в чьих жилах плещется море.

Окружение двоилось, но он различил три фигуры, почти одного роста. Одна, как он и ожидал, была обвита в короткошёрстный бурый плащ, украшенный традиционными подвязками-кисточками желтоватого цвета, иногда запутывающимися между собой. В глуби капюшона не разглядеть лица. Гладкие не утруждённые работой руки, одна на одной, притянуты к недвижимой груди.

– Как Рмун?

– С ней всё в порядке. – снова хиинское произношение, коверкающее слова. – Она выжила.