Гончая свора

Он нежно подхватил её за талию и, взяв на руки, покинул старенького дозорного – светло-жадеитового окраса катер пограничной разведки, работавший на эфирном конверсере.

Редкая развалюха, что и сказать: вилка руля покрылась окислившейся шелухой, сиденье изодралось, а одна задняя направляющая выхлопа вогнулась и теперь едва не касалась отсекающей решётки.

Окончи дозорный службу пораньше и им бы идти целый день по Минному каньону. А это очень плохое место, гиблое. После войны за Тал`Иид, активированные болванки хиинских крушителей то и дело находят грунтдиеминевты, пребывающие сюда в поисках редких металлов. Эти разумы-созидающие, с трудом получившие разрешение у морионтской миссии на проведение работ, порой гибнут тут целыми группами, ведь криптофитовые пузырники хорошо скрывают убийственные творения разума-разрушающего, сделавшего этот некогда цветущий дом бесперспективным захолустьем.

Подъём по высоким каменным ступеням возвышающегося монолита потребовал от Лима изрядного количества сил. Лёгкий ветерок остужал тепловое излучение вставшей в зените молодой звезды, словно призрак умершего бриза, гулявшего между ныне выпаренных рек Большого рукава. С высоты ему видна была одна безлюдная пустота планеты-святилища, располагающая к философским размышлениям.

Сама природа на Тал`Иид тяготела к аскетизму. Каньоны вздымались вертикальными скалами к вечно безоблачной выси и всюду на них пестрели шлифованные борозды от гелий-неоновых лазеров, два века назад отражённых оптическими резонаторами хиинских кораблей с недосягаемой для защитников орбиты. Глубокие ямы и рытвины, напоминание ожесточённых наземных боёв, давно заполнились кислотной водой. По каньонам рос скудный кустарник, исходящий шипами колючек и бывший любимым лакомством длинношеих чавтисов, подбиравших опадающие шипы на свой жёлтый шестифутовый язык.

Храм преклонения воздвигли на месте падения крупнейшего флагманского тасага хиинцев, вошедшего в историю под именем Еквендалл, вокруг единственного, чудом сохранившегося оазиса довоенной природы – девственного озерца дофмы, бывшего для большинства жителей Монн волшебной сказкой. Сразу за ним высился туманный Йакшум, овитый лентикулярными облаками и окружённый в углублённом круге пологого предгорья столпами мудрости, уже рассыпающимися, но до сих пор вращаемыми неизвестным природе механизмом. Таинственная гора двадцати первых, что до конца прошли с Нугхири по пути и сохранили верность своим идеалам, подвергшимся испытаниям, хранила много тайн. Геф-линия и любая иная аппаратура отказывались работать рядом с ней, толстые слои пород не поддавались точечным бурам орбитальных аппаратов, грунтдиеминевты лишь разводили руками над расчётами, а склоны изобиловали ядовитыми газами, выплёвываемыми из расщелин, словно гора никого не желала к себе подпускать.

Скудность выражений места располагала к богатству духа, но, как бы рьяно морионты не приписывали своим первым служителям идеалов Нунхири, с самого космопорта их никто не встречал и не помогал. Морионты, будучи жадными до пространства сурву, по непонятной причине, недолюбливали паломников.

– Уходите. – первое, что произнёс настоятель, стоило Лиму преодолеть последнюю ступень узкой лестницы, восходящий до высотного уровня, равного средней клусской вышке. – Уходите.

Лим испытал отвращение от окружающей его помпезности. Нарядное убранство кораллово-золотых одежд, по особому крутившихся, сминавшихся и соединявшихся с ещё более впечатляющими вставками из грандидьерита, поражало чистотой синт-тканей в столь не чистом, запылённом, а местами и откровенно грязном месте. Сам священнослужитель был примечателен разве что сухостью безразличного взгляда, будто последние дни ему только и доводилось, что к ряду выслушивать просьбы приходящих к храму. Самих паломников было не видно. Вероятно основная масса уже посетила самые святые места из всех святых мест, не особенно беспокоясь о выполнении полного моциона, чреватого сильными покалываниями в ногах.

– Я писал вашему святейшеству ранее и нам разрешили прибыть сюда особым разрешением. – настойчиво ответил на это Лим. – Это она, настоятель Динсам. Это Рмун, моя жена.

Исхудавшая за время полёта Рмун, лёжа на его руках, повернула обёрнутую бархатным платком голову к Динсаму. Бледно-голубая кожа чуткого лица местами покрылась каростами. Добрая, мягчайшая улыбка, проколотая медицинскими имплантами шея, плоский, совсем каплю вздёрнутый нос и утерявшие цвет губы. Её знобило. Жёлто-синий и чёрно-фиолетовый глаза выражали принятие каждому и всем из существующих существ. В них не было злости, страха, сожаления или отчаяния. Только вселенски глубокая грусть.

Она отвернулась, зарываясь и словно пытаясь спрятаться в груди Лима.

– Святейшество аннулировало запрос. – скривился служитель.

– Она очень больна, настоятель Динсам. – понизил Лим голос. – Рмун страдает…

– Вам не разрешено находится у порога! – прикрикнул Динсам, подзывая к себе высоких тучных блюстителей, призванных на послушание из неадекватно-воинственной расы чинту.