– Дениско, ты щель-от не завали, гляди. Оставь ее. Гнезда, вишь, на стропилах-то. Им, чтобы летка была… И тебе, чтобы время там знать. Свет-от, – ткнул он вилами в пыльный пласт света, – как он сломится, в крышу упрется, так и солнышко, считай, село.
Хитрил старик! С подзадору-то хватил лишку, теперь заговаривает. Да Макара-то разве проведешь?
– Хватил, Гаврила, не свое мерило? – спросил он приятеля.
– Отстань, не то домой уйду!
– Да посиди, голова. Глядишь, и я с тобой присяду. – Макар сел рядом, обнял приятеля за плечи, подмигнул ему, дескать, молодец ты у меня, Михайла!
– Чего моргаешь-то? Неси сам теперича ходом-то. Али тоже тезево перехватило?
– Тоже, Михайла, тоже. Как тебе.
– А мне чего? Я, мил мой, и не такую еще снесу.
– А валяй-ко!
– Поспорим мы с тобой?
– Осталось там чего от обряда-то? – спросил Макар.
– Больно ты догадливый! Ты на свою спорь.
– На маленькую?
– На «ма-а-ленькую»! – передразнил Михаил Лукич и, почувствовав себя победителем в предстоящем споре, пошел из сарая подобру-поздорову.
– А не снести такую-то другую! – зацепил его Макар.
Михаил Лукич досадливо плюнул в землю, подбежал к сараю, схватил вилы и забегал между копен, подыскивая подходящую. Но крупных больше не было. Он сгреб две средних копешки, насадил их на вилы. Насадились они неровно, повели его в сторону. Он бросил сено, снова воткнул в него вилы и доволок до сарая, уронив копну на порог.
– На вота, Макарушко! – трудно выговорил он, попробовал вытащить вилы из сена и не смог.
Макар молча махнул Денису рукой, чтобы тот слезал с верхотуры, концом колоды пораскидал сено перед воротами, захлопнул их, припер вилами и пошел с овинника в деревню.
– Чего это он? – спросил Денис.
Михаил Лукич только слабо улыбнулся. Он не знал, что ответить, да и не говорилось ему – видать, надсадился.
Ужинать сели при лампе. Матрена принесла холодного молока и его хлебали по-деревенски, ложками из общего блюда, накрошив туда хлеба. Один Василий попросил себе парного молока и пил его из кружки, прикусывая батоном. Хозяин ел мало – ложка тряслась в руке и горечь какая-то встала во рту.
Пришел Макар. Молча поставил на стол поллитровку и сел рядом с Михаилом Лукичем. Василий чего-то хотел сказать насчет завтрашнего дня, но Денис остановил его взглядом. Он и Матрену Ивановну увел за переборку и тихо там сказал, чтобы она не бранилась – так надо, у стариков свои счеты сегодня.
Гости вышли на улицу покурить перед сном, присели на остывающие ступеньки крыльца.
– Поспорили они сегодня у сарая, – объяснил Денис Василию. – Макар проспорил. Боюсь только, что дядя Миша поднадорвался.
– Ох уж эти мужики! Вечно они меры не знают, – вздохнул Василий.
– Там было дело чести, я не стал их останавливать.
– Тоже мне рыцари!
– Ну, вот так вот, – неопределенно возразил Денис.
В деревне густела темнота, над головой накрапывали звезды, ровно и неярко посвечивали окна деревни. Почему-то Митька не завел сегодня свою «станцию, и в домах горел керосин. Было тихо, и потому каждый возникающий звук слышался определенно. Вот на дворе заворошились куры. Подлетел и закружил рядом комар. Где-то недалеко прыснули смехом девчата, пробасил чего-то парень. А за стенкой негромко запели. Денис поднялся с крыльца, заглянул в окно. Приятели обнялись и, чуть покачиваясь на лавке, выводили какие-то слова.
– Ну вот и порядок. Старики помирились. И с дядей Мишей, кажется, ничего страшного, – тихо сказал Денис.
А странно они пели. Михаил Лукич высоко закидывал голову и, прикрыв глаза, тоненько, на фальцете тянул, перебирал какое-то слово. Его нельзя было разобрать, потому что слово тянулось бесконечным звуком. Потом тонкий звук обрывался, и пока Михаил Лукич набирал в маленькую свою грудь воздуху, Макар, весь натужившись, низко вздыхал: «Ох-да!» И снова начинался высокий голос, и не понятое Денисом Слово тянулось, пока хватало для него воздуха. А потом опять: «Ох, да-а!» И теперь уже Макар тянул свой звук, свое слово голосом посильней, погуще. И оба они покачивались на лавке, сложив руки друг дружке на плечи, поджидая всякий своего череда в песне.
Денису захотелось разобрать слова песни, он осторожно потянул створку окна, чтобы приоткрыть ее, но створка громко скрипнула, старики разом отпустили воздух, песня закончилась.
– Это я, – сказал Денис. – Извините. Хотел послушать песню.
– Это не песня была. – Макар поднялся из-за стола, потрепал Михаила Лукича по холке, прощаясь с ним. – Это мы потосковали маленько. Годы-то наши уж какие с ним? А вы чего тута? Шли бы девок пообхаживали. А то дак спать ко мне в сарай пошли, кто хочет.
Макар увел гостей к себе в сарай. Михаил Лукич остался в избе один. Сначала прилег на кровать, но одолела духота, перебрался на лавку. Потихоньку ломило руки, понывала спина. Леший-то дернул спорить давеча… Не свалиться бы завтра на грех…
Глава 10.