Гончаров и кровная месть

- Нет, он ведь умер когда мне было лет пять. А мать старалась о нем ничего не говорить, ссылаясь на то, что и сама о нем мало что знала.

- Нет, знала она о нем много, не меньше моего. Может быть не ведала только об одном пикантном эпизоде нашего альянса. Не ведала, но наверняка догадывалась, прости, Толик, но ты о нем тоже прослышан и не надо делать незнакомый цвет лица, тем более, что это было ещё до тебя.

Костя, твой отец, Иван Константинович Гончаров, умер тридать восемь лет назад. Последнее время он сильно болел. За полгода до смерти, не особенно доверяя твоей матери, он передал мне тетрадь в которой он описал один замечательный факт своей, всегда загадочной жизни. Тетрадь я тебе сейчас отдам, но на мой взгляд, изложенное там написано урывками и сумбурно. Его устный рассказ был куда содержательней и интересней, и я хотела бы тебе его пересказать, потому что кроме меня это сделать некому. Говорить я буду так, как мне запомнилосьСуди сам, имела ли право твоя мама об этом умолчать.

* * *

Человек со шрамом на носу, орудующий ревущим зубатым зверем тоже радовался. Смерть пихты это лишняя копейка в карман его бригады, и нужно ещё очень много таких пихт, сосен, берез и кедра, чтобы прилично заработать. Но ничего, парни у него битые, работыщие, а значит и бабки будут. Еще годик так погорбатиться, глядишь и домой можно. Так что все в норме.

С жалобным хрустом, всем своим двадцатиметровым ростом упала убитая пихта, ухнула о землю, поднимая облако снега. Освобожденные зубья пилы хищно блеснули требую очередную жертву. Человек с рассеченым носом холодным и точным взглядом уже наметил её и проваливаясь в сугробы. вместе с напарником подсунул ей новую пищу. Ненасытная хищница акульей челюстью вновь погрузилась в ствол. Но вдруг поперхнулась, подавилась своей ненасытной глоткой, Забулькала, переломившись пополам, заткнулась, уступив место визгу своей товарке, да слабому пока вою вьюги.

Немного погодя рухнул кедр, в последний раз обняв раскидистыми руками своих лесных, уже мертвых подруг, толи от ветра их загораживая, толи от людского топора.

- Шабаш, мужики! - не очень-то и громко крикнул человек с перебитым носом, но так что услышали все.

Четверо у костра. Греют узловатые, натруженные руки о кипяток аллюминевых кружек. Слушают как потихоньку в уставших телах восстанавливаются силы. За салом и картошкой не торопяться. Ждут старшего. Наконц бугор взял хлеб и тогда, вроде бы нехотя, медленно, к пище потянулись ещё три руки. Сухонькая, беспалая. Громадная с покореженными ногтями и третья, молодая, совсем ещё не побитая работой.

Но не дотянувшись замерли. По волчьи повернув шею, бугор оглянулся туда, где возле недопиленной пихты стояла девчонка. Беспалый кивнул бугру и неслышно исчез в тайге, а тот понимающе сузив глаза кивнул, продолжая неспешно жевать. Огромный, в наколках, безразлично поднялся и будто по нужде от шел вправо, потихоньку забираясь в тыл спокойно стоящей и пока ещё ничего не подозревающей девчонке.

В полном непонимании молодой следил за этими бесшумными, зверинными перемещениями. Ласково улыбаясь бугор встал и пошел напрямик, на девушку.

Чего же ты стоишь, дуреха? Беги! Глухая тайга, да метель, да темнота покроют злое дело. Слышишь, разгулялась нечистая сила. Гнет, ломает верхушки деревьев. Так и эти трое, сейчас безжалостно поломают тебя. Беги! Внахлест на стон вьюги лег пронзительный ванькин вопль, а за ним и сам он стрелой метнулся наперерез бугру.

_Паря, бойся! - Отпрыгивая заорал бугор. Пихта падала вроде лениво и нехотя, но кажется точно расчитывая покарать лиходеев.

Не успел Ванька отреагировать, не успел связать воедино крик бугра и падающую лесину. Пихта легко подмяла его, спружинила мохнатой кроной о снег и изогнувшись, ударила по нему лежачему. Теперь уже тяжко, наотмашь, насмерть.

- Ваня, вставай, - стоя на четвереньках просил бугор, - Ванюшка, ну чего ты? Вставай, пойдем в лагерь, пойдем, родненький. Уменя тама пузырек есть, айда.

Второй, с татуировка, тяжело подойдя осмотрел парнишкину голову и потрогав пульс хрипло выдавил.

- Ему теперь не до нас. У него другой путь. Глянь-ка кровь из ух! Жалко пацана! - Заревел вынырнувший из тайги беспалый.

Сняли шапки. Битые-перебитые собой и другими, познавшие лесные, волчьи и тюремные законы, ни от кого уже не ждущие добра, мужики заревели.

Простую, девятнадцатилетнюю жизнь парня знал каждый из них. В первый же вечер, попав в артель он все рассказал сам. А что было рассказывать? На Руси почти у всех такая жизнь, исключение другая, сытая и обеспеченная. Отец сгинул на войне, А мать вскоре удачно вышла замуж, повесив на ванькины плечи младшего брата. . . Теперь и он лишился кормильца. На первое время мужики скинуться, соберут ему деньжат, а там. . . Бог ведает.

- Бугор, Ваньку тащить надо до лагеря, - первым очнулся татуированный.