Гончие Артаксеркса

Мальчишку он вывел в сад. Здесь росли травы, цветы, кусты и деревья необходимые во врачевании. На кустах уже почти поспели ягоды. Красные, прозрачные, они блестели на солнце как капельки крови. Каменная купель над естественным тёплым источником утопала в зелени, вода в ней тоже имела лечебный эффект.

— Садись, мойся, — кивнул на неё Маржик.

Калос послушно опустил в воду многострадальную задницу, оставляя ноги снаружи. Маржик цинично хмыкнул:

— Решил отпарить самое дорогое? Целиком забирайся и на колени садись.

Юноша послушался. Вода омывала его целиком, волосы перестали светится золотом. Теперь перед Маржиком был худой загорелый подросток, которого к тому же била нервная дрожь. Но юноша держался, как подобает воину, не склоняющемуся ни перед собственным страхом, ни пред врагом. Командир сказал сесть, он сел, скажет встать — выполнит, за воинским послушанием, малыш прятал свои переживания, свои чувства.

Как старший в семье, Маржик лил на юношу жертвенное масло, что бы пропитать его целиком. Калос даже не мог представить цену всей этой процедуры, привыкший к аскетизму, он не мог даже вообразить, как на него одного можно вылить столько же, сколько шло на целые похороны богатой семьи.

— Наклони голову, — повелел старший, юноша послушался. Пропитанные маслом волосы скрыли его лицо, предоставляя взору Маржика склонённую спину с торчащим позвоночником, выражая полное доверие. Острым бронзовым лезвием стлеггис твёрдой рукой, начиная от шеи, мужчина начал снимать волосы с головы, срезанные локоны безжизненными прядями падали в воду. Юный воин не проронил ни слова.

— Вылезай, — Маржик помог юноше подняться. — Откинься.

Потом он снял волосы со всего тела мальчика, с трудом удерживая себя, что бы, не воспользоваться его доверчивостью и податливостью. Если бы не встреча в некрополе, не сдерживался бы. А сейчас он мог только гладить.

— Одевайся, — лугаль протянул юноше новый светлый хитон, который тот поспешно натянул на себя, повязав нитевым поясом данным багоем. Подол доходил ему до колена, рукава скрывали руки, — сапоги… Помни, теперь мы одна семья, мы за тебя, малыш, горло перегрызём.

Маржик поставил перед стриженым мальчишкой простую обувь, сделанную домашним скорняком, по снятым сегодня меркам. Домашние сапоги имели плоскую подмётку и внешний шов, простые, лёгкие они были совсем не притязательные.

— Иди, малыш, тебя сегодня никто трогать не будет, отдыхай.

В некрополь Маржик прибыл ещё до заката. Пришлось посидеть среди могил, подождать появления багоя, но лучше он подождёт, чем это кончится немилостью.

Багой появился с закатом. Одетый в длинные чёрные одеяния, он не привлекал внимание в наступающей темноте. Раб за ним тащил корзину с необходимыми ингредиентами для проведения ритуала.

— Пришёл, — молодой мужчина окинул Маржика недовольным взглядом. — Как мальчик?

— Хороший мальчик. Наш мальчик, — посторонних не было, и лидиец не считал нужным кланяться, да и разговор о Калосе он поддерживать не хотел, не любил он разговоры о своей семье. — Какие травы для ритуала нужны? Ажди, что вопрошать будешь?

Багой поджал губы, рот у него был красивый, небольшой, правильно очерченный, а движение было какое-то бабье. Они знали друг-друга уже давно. Как только Маржик перебрался от македонов уже лет пятнадцать — двадцать назад, Аджи был ещё совсем зелёным, когда его пригрел Умакуш. Тогда он и стал его врачом. Раньше, по молодости, не сдерживаясь, Ох мог и порвать парня, была в нём тяга наслаждаться болью, так что Маржику приходилось зашивать того. Вообще знал он этого Аджи любым, и плачущим от боли, и гордым, изображающим из себя правителя.

— Не знаю, отдавать ли Ему камень, или нет. Если у Арсика сил прибавится, не найдёт ли он себе кого? — в глазах багоя было столько обиды, что Маржик понял, те очередной раз поругались. — Арсик такой ветреный…

— Тебе какие черепа выкопать? Женские, мужские? — Маржик тут же перевёл тему, что бы не заржать. Не хорошо иначе выйдет. В Парадизе все знали, что Артаксеркс Ох сам приворожил к себе своего Аджи, вот тот и ходит за ним как хвост изнывая от ревности, побочном явлении приворота. К этому багою уже все привыкли, знают с детства, воспитали. Атосса, жена Оха, относится к нему, как к члену семьи, ставит конечно, пониже своих детей, но всё же, выше племянников и племянниц. У них с Охом свой двор, свои люди их окружают, а вот на семейной трапезе Аджи всегда присутствует. Сказать, что Атосса терпит багоя мужа, было бы не правильно. Она его приняла как часть Умакуша. Ещё их отец называл сына красивой шкуркой с гнильцой внутри, так вот эта гнильца теперь наглядно и пластично ходит, разливая напитки и подавая кушанья. Из-за этой склонности и не хотел отец видеть Оха на троне.

— Копай детский, ребёнок не обманет, — подумав, велел багой.