Сердце Калоса замерло ни мгновение, опустившись куда-то вниз, словно всё рухнуло, весь мир, он сам. Буд-то в черноту шагнул. Даже шею свело от напряжения. Прав ли он отказываясь от олимпийцев? А что он видел, могли ли они защитить Калоса, когда началось восстание, а его отец послал по делам в ближайший пригород, из-за этого он и не разделил участь своей семьи. Помогли ли олимпийцы в тюрьме, когда желудок прилип к позвоночнику, а ему хотелось есть, и ни один эллин не дал ни хлеба, ни каши, которой давали заключенным. Он же сидел в колодках, и дотянутся до еды, не мог. И никто не помог. Хорошо ещё вода стекала из окна, когда шёл дождь, а дождь тогда шёл часто. Или олимпийцы ему помогли потом, после тюрьмы, и связали его с Маржиком? Или благодаря олимпийцам он должен лечь под лугаля? Калос сглотнул, было жалко себя, а на олимпийцев только злость подымалась, на богов, которые ни в чем не помогли.
— Кто я есть? Кому я принадлежу? Откуда я пришел? И куда я вернусь? Из какого я рода и племени? Какова моя роль и каков мой долг на земле? И какова моя награда в этом мире, куда я пришел? И вышел ли я из невидимого мира? Или всегда был в этом мире? — говорил маг. — Принадлежу ли я богам или демонам? Добрым или нечестивым? Человек я или демон? Какова моя вера? Что идет мне на пользу, а что во вред? Кто мне друг, а кто враг? От кого исходит добро, а от кого зло? От кого свет, а от кого тьма?
Калос пытался для себя ответить на все эти вопросы, он думал, и голова болела уже от мыслей. Вконец ему стало абсолютно всё равно, что будет с ним, что его ждёт.
— Жертва принята. Предсказания благоприятны, — проговорил маг разглядывая тушку птицы.
Маржик взял юношу за руку, и повёл, словно красавицу на сцене. Калос видел такое в театре. Он шёл за своей рукой. Его подвели к изящному полукруглому стулу, усадили в него. Маг священным маслом помазал лоб, грудь, руки, нарисовал знаки на ногах.
— Вот ты и сменил веру, мальчик. Иди, — отпустил юношу маг.
— Будь хорошим мальчиком, будь послушным мальчиком, — багой возложил руки на голову Калосу, а потом сам завязал пояс на его балахоне.
— Маржик, ночью я жду тебя, будешь ассистировать мне в некрополе, — повелел багой уходя. А потом они мчались домой, теперь это был и его дом, Калоса.
Под Кадингиром у Маржика был огромный земельный участок. Посередине возвышался богатый дом, построенный по всем правилам сакского жилья, а вокруг разбросаны хозяйственные постройки и дома для прислуги. Женщины стирали бельё, готовили, но в главный дом им входа не было, это был дом Маржика и его семьи.
Рядом располагался верстак и навес с древесиной.
— Это моё, здесь я луки делаю, — хвастался перед Калосом Барзан. — Завтра тебя начну учить. Мерки снимем, для первого лука. Его я тебе сделаю, а дальше сам будешь какой нужен будет, тот и делай. Пользуйся всем, мы же семья. В тот угол не ходи, там Лешай молится и с духами общается. Не любит он, чтобы смотрели.
Сидя во внутреннем дворике своего дома, при свете факелов, так как там не было окон, зато были столы и скамьи, они справляли появление новичка в их семье. Впервые Калос пил вино, но не так, как пьют его эллины, разбавленное, а по варварски. Его усталые мозги почувствовали расслабление. Сидящий рядом Маржик только подливал юноше, и целовал его. Нельзя сказать, что это было неприятно.
Потом Барзан провёл юношу к алтарю, где новый член семьи должен был принести жертву. Алтарь был посвящён Митре. Калос снял с себя рубище. Грациозный, гибкий, юный, он слегка покачиваясь подошёл к горящему огню, налил ему жертвенного масла. Он должен кормить огонь, что бы Митра защищал его. Красивым движениям при жертвоприношениях юношу учили в агеле. Слова же он запомнил во время дороги, со слов фригийца, который его сейчас опекал.
— Я явился из невидимого мира, а не пребывал всегда в этом мире. Я был сотворен, а не существовал вечно. Я принадлежу богам, но не демонам; добрым, а не нечестивым. Я — человек, а не демон, — напевал Калос, танцуя перед огнём, перемешивая жертвенный поднос с полётом. Он двигался настолько пластично, гармонично и завораживающе, что приглядывающий за ним фригиец засмотрелся, хотя их уже ждали. Калосу пора входить в семью.
Голова кружилась, в теле была лёгкость, создавалось ощущение полёта. Юноше хотелось танцевать и смеяться. Барзан попытался ему объяснить, что неплохо было бы помыться, похлопав мальчишку по голой попе, тот только фыркнул, крутанув задком.
— А ты лук покажешь… — лаконец словно пытался оттянуть время.
— Потом, тебя старик уже заждался, — фригиец засмеялся. — Идём покажу где ополоснуться. Ванну горячую, с травами, набрали. Идём…
Глава 4 А
Главные дороги как артерии связывали все земли ахеменидов. Сейчас их называют царские дороги. Как пишет Геродот: Рассказывают, что на протяжении всего пути у них расставлены лошади и люди, так что на каждый день пути приходится особая лошадь и человек. Ни снег, ни ливень, ни зной, ни даже ночная пора не могут помешать каждому всаднику, проскакать во весь опор назначенный отрезок пути.