Внизу, конечно, сады не цвели, даже листвы на деревьях уже не осталось. Была глубокая осень. Но и снега ещё не было. Золотой ковёр из листьев, благодаря дождям превратился в чёрное месиво. Чёрные кривые сосны остовами выделялись на склоне. Печальное зрелище увядающей природы, умирающей и уже разлагающейся предстало их взору. После снежного мира за спиной, эта тёплая чернота некрополя показалась бы им праздником, но их никто не встретил, не было ни горячей еды, ни чистой одежды. Сбой в таком деле настораживал, показывая, что пошло что-то не так. А не так могло быть только одно, человек, на которого они рассчитывали переметнулся к врагу. Попросту предал.
— Лешай? — Маржик даже не приказывал, просто спрашивал, в состоянии ли тот сейчас раскинуть свои костяные таблички, со значками из Мудраи.
Тот пожал узкими плечами, надо, так надо… он не спеша вытащил из своего мешочка три таблички, на подставленные ладони Скуса.
— Сами найдем, даже времени не потеряем, — проговорил он, разглядывая значения, — Ждать нас не будут, если тихо себя поведём. Считают, что мы, изнеженные при дворе Оха, сгинем в горах… Идти вперёд надо.
Маржик кивнул. Скуса помог другу, обессилившему от накатившей усталости, перекинул на себя его поклажу, поддержал, что бы тот не скатился по мокрой жиже. Калос тоже принял на себя часть груза Лешая, до этого мальчишка бежал впереди всех налегке. Свались он в горах, провались в яму, скрытую снегом, так его было бы вытащить легче.
Облегчив Лешая, и распределив поклажу, Маржик достал из мешка огромную овечью шкуру, сшитую не из одной овцы. Он расстелил её прямо на склоне, на жидкую жирную грязь.
— Садись, — кивнул он малышу, остальных приглашать не пришлось, побросав вещи, они разместились на шкуре. Барзан плюхнулся посередине прямо на задницу.
— Сейчас прокатимся с ветерком, — предвкушая, загорелся он.
Калос аккуратно сел на коленки, не зная чего ожидать. Разбежавшись, Скуса с Маржиком оттолкнувшись от земли, запрыгнули последними. Получив разгон, шкура быстро заскользила вниз.
— Прижмись ко мне, — Калос услышал у себя над ухом голос Маржика, обхватившего его со спины за талию. Инстинктивно мальчишка вжался в него, в эти тёплые объятия, но это сейчас было не главное, скорость, с которой шкура неслась вниз, по склону, азарт, веселье, всё вместе захлестнуло его, и вот он уже смеялся на пару с Барзаном, опьянённый этой неконтролируемой гонкой.
Они спустились почти к самой дороге, смотав шкуру, припрятали под кустом, и никем не замеченные, прячась за деревьями, спустились вниз. Скуса, взяв кошель с деньгами, вышел на дорогу, остальные ждали.
Грунтовая дорога, несмотря на прошедшие дожди, не была размыта, хорошая отсыпка, дренаж, позволяли ей выглядеть добротной и чистой, не смотря ни на что.
Фракиец встал посреди дороги, ожидая путников. Он был как раз в том возрасте, когда мужчины входят в свою зрелость. Это был уже не гибкий молодой мужчина, но ещё и не степенный, отягощенный болезнями воин, Скуса был как раз в том возрасте, когда энергия переполняет всё существо и физические силы находятся на самом пике. Темноволосый, со всклокоченной бородой и растрёпанными волосами, в меховых сакских одеяниях, после проезда на шкуре по грязи, с обожжённым солнцем в горах лицом… он был мечтой стражи. Но её на дороге не было.
Через некоторое время показался верховой пастух, перегонявший на дальнее стадо своих овец. При нём была даже сменная лошадь.
Увидев стоящего мужчину, он остановился, овцы обступили своего пастуха. Скуса не гордый, он сам подошёл к нему, достал деньги, купил лошадь, и вскочив на неё поехал в город. Пастух переждал, пока этот странный человек скроется, пересчитал своих овец и продолжил своё путь. Всё это Маржикова банда наблюдала, вжавшись в деревья. Лешай поговорил с духами, и со стороны они были не заметны. Они ждали, не привлекая внимания.
Мальчишки умудрялись молча, привычно переругиваться, посылая друг друга на пальцах. Маржик с усмешкой наблюдал за ними. Его забавляла их беззлобная грызня. Последнее время Калос уже не в чём не уступал Барзану, быстро находил нужные слова, что бы отбрехаться, и даже умудрялся поставить фригийца в замешательство. Почувствовав защиту от Атоссы и от семьи, мальчишка оттаял, только с ним он продолжал держать себя скованно и сухо, никогда не обращался по имени, вообще никак. В крайнем случае как к командиру, называл лугалем, лаконское эномотарх было забыто. Маржику, почему-то, от этого было больно.
За время дороги волосы Калоса отросли, только теперь это были не золотые локоны, а тёмные пряди, не ухоженно и беспорядочно торчащие на голове. Маржику захотелось пригладить эти вихры. На его взгляд мальчишка повернулся к нему, и вместо того, что бы покраснеть или потупиться, тоже стал рассматривать его, чуть склонив голову и прикрыв глаза пушистыми тёмными ресницами.
Маржик не ошибся тогда, раньше и ресницы у мальчишки были светлыми. Интересно, у него волосы везде потемнели?