В глазах его затеплилась надежда.
— Нам надо любой ценой добраться до сына халифа. Выкрасть его силой из Пьомби и передать Али Бадалуку. В обмен он вернет нам корабль и, возможно, освободит пленников.
— Слышать больше не желаю о сыне халифа! — взвизгнул Пульчинелла. — У меня от него одни несчастья.
— Но это и впрямь дельное предложение! — пробасил Тарталья. — И возможно, нам даже силу применять не понадобится. Едва сын халифа узнает, что мы хотим обменять его не на какого-то купчишку, а на самое прекрасное судно Средиземноморья, будет польщен и охотно согласится. Да что там, он сам вернет мне «Святого Марка»!
Фантазия капитана Тартальи неслась и дальше на всех парусах, Арлекин слушал его, но не упустил из виду, что Пульчинелла бочком пробирается к выходу.
— Куда это ты?
— Взгляну, как там погода.
— Нам не нужна хорошая погода, чтобы добраться до Венеции и освободить сына халифа.
— Что?! В Венецию? Мне доктор запретил приближаться к лагуне. У меня от сырости ревматизм начинается.
— Мы сможем обмануть стражу, только если будем втроем, — невозмутимо продолжал Арлекин. — И вообще, без тебя никак не обойтись, потому что ты один знаешь Пьомби изнутри.
Тарталья вдруг снова зарыдал.
— Ах, оставь его, Арлекин, — сказал он сквозь слезы. — Видишь сам, ему дела нет до моего судна.
И зарыдал еще пуще. При виде слез сурового капитана сердце Пульчинеллы начало умягчаться — он не выносил слез. Недаром он был неаполитанцем. Этим же вечером Арлекин, Пульчинелла и Тарталья прибыли в Венецию на гондоле рыбака из Кьоджи[38]
.ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
— Ради бога, — прошипел в ответ охранник, — уходи отсюда и никогда не возвращайся. Ты от холеры умер!
— Батюшки светы! — запричитал в ответ Пульчинелла. — Как же это со мной такая беда приключилась? А я и не заметил!
— Да вот так! Мы объявили коменданту, что ты умер, чтобы скрыть твое исчезновение. Так что тут тебе делать нечего — не можешь же ты воскреснуть! Ты свободен как ветер.
— Ну, так дай мне влететь внутрь.
Слово за слово — и охранник, польстившись на щедрую мзду (выданную капитаном Тартальей), согласился провести троих друзей на крышу тюрьмы. Там он указал, как пробраться в нужную им камеру, и исчез. Но на его месте почти тут же возник другой силуэт. А потом еще один.
— Кто здесь???
— А ты кто?
Заинтересовавшись содержательной беседой, Луна вышла из-за облака и послала свой лучик осветить сцену. Перед Пульчинеллой и его подельниками стояли ни кто иные, как пират Али Бадалук и его судовой астролог Омар Бакук с помощниками. Которые, со своей стороны, тоже тайком прибыли в Венецию, чтобы захватить сына своего владыки и повелителя. Но, проникнув в камеру, обнаружили, что Мустафа исчез!
— Исчез? Ах, мой корабль! — простонал капитан Тарталья.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
Добавим только, что носы у них от неожиданности вытянулись до такой степени, что при каждом неосторожном движении задевали друг друга, и наших героев издалека можно было принять за мушкетеров-дуэлянтов. Оставим же их выяснять отношения и займемся сыном халифа. Нос у него короток, зато имя, как мы теперь знаем, столь длинно, что выписывать его целиком нет никакой возможности. Поэтому мы и впредь будем звать его просто Мустафой и надеяться, что высокородный герой не сильно обидится.
Когда мы встречались с ним в последний раз, он наотрез отказался выходить из тюрьмы иначе как в обмен на что-то равновеликое — например, как мы помним, на колокольню Сан-Марко, что возвышается на одноименной главной площади Венеции.
Но сиятельный узник оказался столь неудобным гостем, что комендант тюрьмы потерял всякий покой и забыл про ночной сон.
— Коли он не хочет выходить из тюрьмы добровольно, — решил он наконец, — я выставлю его силком.
Сказано — сделано. Такие люди, как начальник главной тюрьмы Яснейшей республики, не откладывают исполнение принятых решений в долгий ящик и не засовывают их в дальнюю камеру. Той же ночью он вызвал отряд сбиров[39]
, выдал им одеяния, отобранные у сидящих в тюрьме разбойников, и повел в Пьомби. Своим же тюремщикам он сказал, что проводит эксперимент, направленный на усовершенствование охранной системы, и они должны молчать, если не хотят видеть, как их собственные головы скатываются под топором палача. Те рассудили, что после подобной процедуры их головам на собственные шеи будет вернуться трудненько, и молчали не только в эту ночь, но и во все последующие дни.