Gone

...Не буду описывать жуткие сцены разгона огонька; достаточно сказать, что через двадцать минут все были уложены старшим педагогом лично, и малейшее сопротивление угрожало повлечь за собой страшные кары...

- А вас, Андрей, э-э... я прошу зайти ко мне сразу же, как освободитесь, - сказал начлаг с максимальной глубиной суровости в голосе. Потом подумал и добавил:

- А где э-э... Наташа?..

- Не знаю, - признался Андрей.

17.

Венеамин Андреевич, начальник лагеря, был, надо сказать, в этаком озабоченном и озадаченном настроении. Только что Надежда Иосифовна подробно осветила ему состояние дел во втором отряде, и он чувствовал, что надо принимать крутые меры; случай же с огоньком - вообще абсолютное безобразие. Итак, налицо полный развал работы, еще немного - и пионеры начнут тонуть, убегать, нарушать все правила внутреннего распорядка, а вожатые своим наплевательским отношением будут только содействовать этому. Да и не просто наплевательским - прямо противоположным, разлагающим, ниспровергающим все нормы советской морали! Это надо же - после отбоя проводить огонек, назло всем, когда уже было сказано немедленно его прекратить...

Итак, Венеамин Андреевич думал обо всем этом, о крутых мерах, которые необходимы, и... все же совершенно не знал, что именно делать. По мягкости своего характера он почти никогда не мог принять твердого решения; он чувствовал себя хорошо, когда все шло так или иначе по расписанному плану, по заранее установленному распорядку, и сразу терялся, когда происходило что-либо из ряда вон выходящее. Кстати, здесь он мог наделать редких глупостей, особенно когда его действиями руководили кучи разнообразных и взаимно исключающих рекомендаций от многих советчиков сразу... Пока советчик был один - Надежда Иосифовна, и она настоятельно требовала влепить Андрею выговор или вообще отстранить от работы, перевести на должность сменного вожатого.

Андрюша предстал перед начлагом,когда тот сидел за столом и хмуро придумывал первую фразу разговора. Он встретил спокойно-сосредоточенный взгляд Андрея, взял в руки большую стопку каких-то листов, и, постукивая ее об стол - чтобы подровнять - начал:

- Э-э... садитесь.

Андрей сел. Начлаг продолжал постукивать пачкой листов то об стол, то об ладонь, пачка подравнивалась, снова расползалась, снова собиралась в ровный бумажный монолит, и конца этому процессу видно не было. Венеамин Андреевич выдавил наконец из себя самое едкое выражение и произнес:

- Э-э... скажите мне: что вы лично сделали за истекшие две недели смены?

Андрюша молчал. Перечисление всех мелочей представлялось ему несколько унизительным делом.

- Огонек после отбоя?.. Но, э-э... согласитесь, что этого как-то мало...

Андрюша помолчал и произнес:

- Лучше меньше, да лучше.

Начлаг рассыпал бумаги по столу и ошеломленно поднял на него глаза. Секунд десять он открывал и закрывал рот, и наконец спросил:

- Что вы имеете в виду?!

На этот вопрос невозможно было ответить.

- Нет; что вы имеете в виду?!

- Ничего.

- Ах, ничего!! - ...но дальше ничего изречь не смог: только гневно собирал листы снова в стопку, переворачивал, подравнивал, причем чем больше подравнивал, чем больше листов выбивалось обратно... "Интересно, что на них написано?" - думал Андрюша.

Видя, что начлаг как-то иссяк, в разговор вступила Надежда Иосифовна:

- Скажите, Андрей... а какое отношение вы имеете к этой девочке - Журавлевой Свете, если не ошибаюсь?..

- Что значит - какое отношение? Отношение вожатого к своему пионеру.

- Нет, просто я замечала, что вы ей уделяете какое-то повышенное внимание, не укладывающееся в рамки взаимоотношений между вожатым и его подопечными... Вы, надо сказать, мало общаетесь со своими ребятами, и только Света и Лена как-то в центре вашего внимания. Как-то это... наводит на странные размышления...

- Мне непонятны Ваши рассуждения. К каждому необходим свой подход: уделять всем одинаковое количество времени просто нецелесообразно.

- Однако ваш подход... несколько иного порядка... Не мне вас учить, что может из этого получиться. Вы - вожатый, и вам доверили детей; вы несете за них ответственность. Ваши же действия... просто неприемлемы с этих позиций.

- Мне непонятно, о чем вы говорите.

...Начлаг слушал, и в нем росли испуг и беспокойство. Чрезмерно близкие отношения вожатого с пионеркой - этого еще не хватало... Черт знает, что еще можно от него ожидать... А что, если они УЖЕ... и тогда...

В испуганной фантазии начлага росли все новые и новые картины, он подумал, что необходимо провести медицинскую экспертизу... потом представил, что из этого выйдет. Какой позор, если подозрение не подтвердитс я... а если подтвердится? Позор еще больший. Он, начальник лагеря...

"Нет, никакой экспертизы! А ему... ему же нельзя... нельзя оставлять его с детьми! Немедленно... надо что-то делать... Только что?.."

- Я отстраню вас от работы! - вскочил начлаг.

- Как нравится.

- Что!?

- Как вам нравится, говорю.