Гонг торговца фарфором

Партизанам не хватает взрывчатки. По поручению Арне мы с Хо обсуждаем, каким образом сконцентрировать военные операции на принадлежащей японцам южноманьчжурской железной дороге и на каком участке будет действовать его отряд.

По возвращении в гостиницу я зашила записки Хо в подол нижней юбки. Ненавижу рукоделье. Стоило мне попытаться связать что-нибудь для Франка, и всякий раз выходила просто-напросто тряпка для вытирания стола. Одно в шитье хорошо — можно спокойно поразмыслить. И вот, тщательно подрубая мелкими стежками подол, я обдумывала, как лучше всего доставить взрывчатку. Всех партизан, попадавших им в лапы, японцы именовали «террористами». Но ведь, если разобраться, на страну совершено нападение, правительство не защищается, и коммунисты первыми выступают против чужой реакционной власти — так какой же это терроризм? Отчего мне так хорошо в Фушуне? Оттого, что состоялась встреча с Хо, и мы наконец можем начать работу. Но есть еще одна причина.

Фыньян — убогий городишко. Чиновники, солдаты, лавочники — вот и все население. К этому привыкаешь, даже перестаешь сознавать, чего тебе не хватает, — и вот попадаешь в Фушунь! Путь в дирекцию ведет мимо отвалов и производственных цехов. Китайские рабочие — с тарахтящими перфораторами в руках, у дымящихся вентилей, за рулем груженных углем автомобилей, у конвейера. Я заглядываю в их лица и уношу с собой память о них.

Мы с Арне часто приобретали химикалии и накопили уже порядочный запас; по отдельности все вещества безобидны, но вместе они способны поднять на воздух целые составы.

Когда я вернулась из Фушуня, Арне предложил собрать передатчик прямо в гостинице и там же его задействовать. Я решительно запротестовала:

— Максимум три передачи, и нас сцапают.

— Тогда зачем мы здесь? Надо начинать.

— В нашей работе ни в коем случае нельзя идти напролом. А без наружной антенны нас все равно никто не услышит.

— Если ты против, я сам буду вести передачи, — не унимался Арне.

Я разозлилась.

Благодаря удачному стечению обстоятельств все уладилось. Я наконец нашла квартиру: флигель во дворе большой виллы, которая, к моему удивлению, еще пустовала. Разумеется, если японцы займут большой дом, мне придется уехать. Но пока самое главное — поселиться там. Флигель был одноэтажный, три комнаты с кухней, вход отдельный. Сама вилла стояла под замком. Ванной не было, только кран с холодной водой; уборная, предназначенная, по всей видимости, для прислуги, находилась в дальнем конце просторного двора. Подобные мелочи меня не смущали; отсюда можно вести передачи — вот что здорово. Единственным неудобством было то, что квартира соседствовала с клубом немецкой колонии. Хорошего, конечно, мало, но выбирать не из чего.

Отношения с немцами у нас сложились весьма своеобразные. Арне — белокурый и светлоглазый агент по пишущим машинкам — был принят в немецкой колонии с распростертыми объятиями, так как японская конкуренция вынудила многих коммерсантов уехать из Фыньяна, Его подруга-семитка до поры до времени не вызывала нареканий. Меня даже приглашали в клуб, скрепя сердце я пила на веранде чай под ненавистными флагами со свастикой и навещала немецкого консула. Это было очень важно, ведь к тем, кто был вхож туда, японцы относились не так подозрительно. Мало того, мне приходилось сносить презрение первых эмигрантов из Германии, возмущенных моим «подхалимским поведением».

Дом, где я решила поселиться, был отделен от внешнего мира высокой стеной. Мы с Арне прошлись по комнатам.

— В этой комнате мы, пожалуй, устроим спальню, рядом будет жить Франк, а здесь гостиная и рация, — сказал Арне. — Почему ты так на меня смотришь?

— Мы ведь ни разу об этом не говорили, я не знала, что ты думаешь съехаться с нами.

— По-моему, это естественно, раз все между нами ясно и хорошо.

— Не знаю. Представь на минуту, что рацию засекли. Тогда тебе тоже не отвертеться. А вот если я буду жить здесь одна…

— Все знают, что мы вместе. Или у тебя есть другие причины?

Да, другие причины у меня были, и нечестно прикрываться работой, хотя и эти аргументы не лишены смысла. По воле случая мы вынуждены были во всем опираться друг на друга, но дело не только в этом, наши отношения куда глубже. С другой стороны, я понимала, что нам с Арне ни за что не ужиться, ему нужна совсем иная женщина, которая принимала бы его таким, как есть, без всякой критики, без расспросов, без споров. Вот почему я сомневалась, так ли уж необходимо все двадцать четыре часа в сутки общаться с Арне.

— Я буду радоваться каждой минуте, проведенной с тобой, Арне, и это будет большая часть дня и ночи.

— Почему только часть?

Потому что у меня иной ритм жизни, а ты требуешь от меня полного подчинения. Иногда так хочется побыть в одиночестве, знать, что можно отослать тебя домой, хотя я никогда этого не сделаю.

Я не ответила.

Арне был разочарован и обижен. Мой отказ он воспринял как доказательство, что я привязана к нему гораздо меньше, чем он ко мне, и перестал верить в мою нежность, в то, что он мне нужен и что я хочу, чтобы он стал частицей моей жизни.